22 октября 1801 года Нельсон въехал в свой дом и провел там полтора года до отправки в очередной поход, из которого уже не вернулся. Он искренне мечтал о мирном уединении, но был слишком прославленным героем, чтобы его оставили в покое. Ему приходилось принимать участие в многочисленных мероприятиях, посещать заседания в палате лордов, членом которой он стал, рассчитывая сделать карьеру политика, в чем его горячо поддерживала Эмма. В Мёртоне не переводились гости, причем публика была самая разношерстная. Каждый день за стол садились десяток-полтора человек.

Сэр Гамильтон был вынужден исполнять роль хозяина при нашествии гостей, с любой точки зрения по положению явно ниже его собственного, о чем потихоньку жаловался Гревиллу. Это чрезвычайно раздражало больного старика, желавшего провести свои последние дни в тишине и спокойствии то на рыбалке в Мёртоне, то в Лондоне с его музеями, Королевским обществом[66], обществами антикваров и дилетантов, Вторничным клубом, аукционами живописи. Начались семейные стычки по поводу светской жизни, ставшей непосильной для бывшего посла. К тому же он был вынужден оплачивать треть расходов по Мертон-плейс, но с деньгами у него было туго. Как-то сэр Уильям в припадке гнева даже покинул загородный дом и вернулся в Лондон, оставив жене в спальне длинное письмо, явно взывавшее к ее чувству христианского сострадания.

«Я достиг того возраста, когда действительно требуется некоторый отдых, и я сулил себе спокойную обитель, хотя осознавал и твердил себе, вступая в брак, что уже стану престарелым, когда жена моя еще будет пребывать в полном расцвете сил и красоты. Это время ныне пришло, и мы должны употребить его наилучшим образом для обеих сторон. К сожалению, наши вкусы касательно образа жизни чрезвычайно разнятся. Я предлагаю договориться о разумном и хорошо согласованном раздельном проживании. Я ни на что не жалуюсь, хотя и ощущаю, что твое внимание всецело отдано лорду Нельсону и его интересам в Мёртоне. Мне хорошо известна чистота дружбы Нельсона с Эммой и мной. И мне также известно, сколь неудобно было бы для его светлости, нашего лучшего друга, если бы это раздельное проживание было осуществлено, а потому твердо намерен сделать все в моих силах, дабы избежать такой крайности, каковая стала бы чрезвычайно пагубной для всех сторон, но каковую бы более остро ощутил наш дорогой друг, нежели мы».

Зная доброту Эммы, не может быть никакого сомнения в том, что это письмо тронуло ее до глубины души. Невзирая на ее безумную любовь к Нельсону, она не могла забыть всего того, что сделал для нее щедрый мудрый и любящий супруг. Эмма постаралась проявлять больше внимания к сэру Уильяму, потакать его мелким капризам, так что домашние трения прекратились, и последние месяцы жизни сэра Уильяма прошли в мире и согласии. Он скончался 6 апреля 1803 года в возрасте 72 лет. Последнюю неделю Эмма и Нельсон буквально не отходили от него, и старик отошел в мир иной, держась за их руки.

Покойный супруг позаботился о том, чтобы его вдова ни в чем не нуждалась. Как известно, наследником основного состояния был Чарльз Гревилл. Эмма же получала единовременно 800 фунтов и пожизненную ренту в таком же размере, помимо этого всю мебель и серебро лондонского дома, оцененные в 5 тысяч фунтов, заодно оплачивались все ее долги. 100 фунтов были завещаны миссис Кэдоган. Сэр Уильям также рассчитывал, что правительство сохранит за его вдовой по крайней мере часть его пенсии, однако, невзирая на содействие Нельсона, чиновники даже и пальцем не пошевельнули. Адмиралу сэр Уильям оставил два охотничьих ружья и эмалевую миниатюру с портрета Виже-Лебрён, изображавшего Эмму в виде вакханки, причем назвал это в завещании «скромным знаком огромного уважения, испытываемого им к достойнейшему и самому верному в жизни другу».

Эмма облачилась в траур, хотя злые языки не преминули позлорадствовать, что горе ее является притворным. Гревилл, обозленный ее долгами, вежливо выставил вдову из дома на Пикадилли, но для соблюдения приличий ей следовало снять жилье отдельно от Нельсона, и она поселилась неподалеку на Кларджиз-стрит. Через месяц после смерти сэра Уильяма Англия объявила Франции войну. Еще через две недели Нельсона назначили главнокомандующим Средиземноморским флотом. Перед отбытием к новому месту службы 13 мая 1803 года в приходе Девы Марии была окрещена его дочь, которой исполнилось уже два с половиной года. В церковной книге ее без упоминания имен родителей записали просто как Горацию Нельсон Томпсон, а дату рождения указали вымышленную, 29 октября 1800 года. Это было сделано для поддержания легенды, что она была рождена в Неаполе и являлась крестной дочерью леди Гамильтон и Нельсона. Однако в единственной существующей копии этой записи указана дата 29 октября 1801 года. Нельсон позднее написал письмо, что ребенок был сиротой, «оставленной под его заботу и опеку» в Неаполе.

В последующие два года Нельсон практически не сходил на берег, бороздя Средиземное море в попытке нанести поражение французскому флоту, буде тот осмелится выйти из Тулона в попытке осуществить высадку войск на побережье Великобритании. Эмма проводила большую часть времени в Мертоне. Она прилагала большие усилия к тому, чтобы сделать из загородного дома великолепную резиденцию, как того желал адмирал. Во время одной из их совместных поездок по Англии они проезжали мимо грандиозного дворца поместья Бленхейм, построенного за счет казны для выдающегося полководца герцога Мальборо. Правда, его потомок, четвертый герцог, не счел нужным принять в этом великолепном мемориале героя нового времени. Нельсон совершенно спокойно заметил, что от знати он ничего другого не ожидал. Ни ему, ни тогдашнему владельцу поместья и во сне не могло присниться, что полвека спустя правнучка герцога выйдет замуж за внука сестры адмирала. Эмма, которая считала, что правительство недооценивает заслуги Нельсона, смолчать не смогла.

— Горацио не получил и четверти того, что заслуживает, — сокрушалась Эмма. — Какой позор! Если бы выстроить еще один Бленхейм, раз в пять больше размером и во столько же раз доходнее, это была не милость, а просто справедливость. Конечно, тогда страной правила женщина, а у женщин широкая душа.

По-видимому, ей не было известно, что Бленхейм был дарован полководцу Мальборо не столько за его военные заслуги, сколько потому, что его жена Сара была фавориткой королевы Анны, каковая связь до сих пор вызывает у историков многочисленные вопросы.

Итак, Эмма задалась целью превратить Мертон в резиденцию, достойную великого героя, и не останавливалась ни перед чем, постоянно расширяя особняк и облагораживая прилегающий обширный участок, который обслуживали 20 работников. Естественно, все это выливалось в накопление новых долгов. Она была в прекрасных отношениях со всей родней Нельсона, в частности, с женой его брата Сарой, которая доверила ей воспитание своей дочери Шарлотты. Эмму еще принимали в некоторых великосветских салонах, так что она во всех тонкостях знакомила Шарлотту с премудростями этикета. Она предоставляла свой дом для празднования различных событий, происходивших в семье адмирала, уверяя родню, что они всегда могут рассчитывать на 15 спален особняка. Между ней и Нельсоном не прекращалась обширная переписка, причем тот в своих письмах не оставлял надежды, что когда-нибудь они смогут связать себя узами законного брака. Вот письмо от 20 августа1803 года: