– Не хотите же вы сказать, что испытываете препарат на д-д-д-детях?

Он улыбнулся. Тут я понял, что передо мной настоящий энтузиаст своего дела.

– А это не опасно? Как действует лекарство?

– Препарат обладает легким психотропным и наркотическим действием. Как и следовало ожидать, у испытуемых возникают мысли о смерти, и в этом заключается важность моей работы. Если вкратце, я пытаюсь найти лекарство, избавляющее человека от навязчивых мыслей о смерти. Само собой, здесь с такими воззрениями приходится держать ухо востро! – Он расхохотался от души, затем посерьезнел и, понизив голос, произнес: – Введением концентрированной дозы чистой эктоплазмы я надеюсь отбить у испытуемых тягу и интерес к смерти. Если у них разовьется неприятие, даже отвращение к смерти и они больше не смогут участвовать в учебной деятельности, моя теория будет доказана. Я заметил, что случаи прогулов уже участились. Я должен немного поэкспериментировать с дозировкой… У некоторых пациентов наблюдаются и побочные эффекты… Добрый день, сэр! – Он обнаружил сидящего под скамейкой кота и потянулся к нему рукой, шевеля пальцами.

– Но вы не думали о том… – проговорил я, обращаясь к его затылку, – что в этих стенах депрессивное состояние не редкость? Не боитесь ли вы его усугубить?

– Такая опасность существует, – кивнул он, вытаскивая кота за шкирку. – Вполне возможно, что вместо «прививки» от нежелательных мыслей препарат провоцирует зависимость. Но лучше выяснить это в контролируемых обстоятельствах, чем позволить деклассированным элементам принимать препарат бесконтрольно, что в итоге приведет к появлению армии зацикленных на смерти психопатов! Вот почему школа – идеальное место для проведения экспериментов. Популяцию учеников я могу держать под постоянным присмотром. – Он усадил кота на колени и, по-прежнему держа его за шкирку, начал разглаживать ему шерсть, ловко распутывая попадающиеся колтуны. Он взглянул на меня, и впервые с начала нашей беседы я увидел в его глазах тревогу. – Вы же одобряете мой замысел? Я не сомневался, что вы, как и я, умеете видеть вещи в перспективе. Представьте, какое великое благо мы могли бы совершить! Возможно, еще при нашей жизни мы положим конец войнам! Но послушайте, все это должно оставаться строго между нами. Директрису, к сожалению, мне на свою сторону привлечь не удастся. Я, разумеется, не стал расписывать ей проект во всех подробностях, но даже самые деликатные намеки были встречены ее категорическим отказом. «Паранормальные объекты – не товар, подлежащий эксплуатации в корыстных целях, а сообщения из другого мира, к которым нужно прислушиваться» – и так далее, и тому подобное, обычная ненаучная чушь. Чистой воды обструкционизм. Кроме того… – тут он, кажется, смутился, – доктор Бид не желает иметь с моими экспериментами ничего общего. Он хороший человек, я многим ему обязан, но он всего лишь старый деревенский врач, неспособный мыслить о будущем. Не хочу зря расстраивать его, пока он еще при делах, но вскоре его практика перейдет ко мне. Что же до директрисы… она безнадежна. Но у нас припасен один козырь.

– У нас?

– Да, к счастью у меня есть высокопоставленный союзник. Видите ли, нас связывают дружеские отношения, и мне удалось заинтересовать его моим планом. Если мне удастся привлечь его на свою сторону, я смогу поставить во главе исследования надежного профессионала, расписать четкую программу и проводить испытания на базе самой современной научной инфраструктуры… Только представьте: белоснежные халаты, блестящие рабочие столы, блики света играют на иглах и шприцах, и так – кабинет за кабинетом, этаж за этажом. Опрятные, как соты, лаборатории безостановочно производят чистейшую, золотистую, прозрачную жидкую эктоплазму… – Он встряхнулся, словно пробудившись ото сна. – Но мой друг колеблется. В последнее время о школе ходит дурная слава, ее уже грозят закрыть. Поэтому все должно происходить в обстановке строжайшей секретности, верно, котик? – Кот прижал уши и низко предостерегающе заурчал.

– Но позвольте спросить, почему вы решили довериться мне?

– Ах! Вы услышали мое признание, теперь позвольте озвучить мое предложение. Мне требуется взрослый испытуемый, наделенный превосходной наблюдательностью, самоконтролем и тактом. Разумеется, я уже многократно делал инъекции препарата себе, но одного испытуемого недостаточно… к тому же, полагаю, вы найдете опыт употребления препарата весьма вдохновляющим! – От восторга он даже подпрыгнул немного, и кот хлестнул его хвостом. – Я уже говорил, что препарат вызывает мысли о смерти, но это не точное описание его действия. Принявший его воспринимает все феномены как постоянные, а не преходящие, заключенные в определенных рамках и не подлежащие исправлению. Вселенная предстает перед ним как безупречный механизм, модель Солнечной системы, единственная в своем роде и вращающаяся на незыблемых шестеренках… Клетки выстраиваются в цепочки, колесики крутятся, помещенные внутрь других колесиков, все блестит, все идеально отполировано. Крошечные искрящиеся точки света множатся и множатся, множатся и множатся… – Он улыбнулся во все зубы (боже, до чего он был хорош собой) и принялся лихорадочно гладить кота. Я заметил, что его зрачки расширены, и внезапно понял причину его воодушевления. Меня охватило смутное разочарование, но отчего – я сказать не мог.

– Вы… вы, кажется, упомянули о побочных эффектах.

Его глаза закатились, губы обвисли, он захрипел – я уж решил, что у него припадок. Но внезапно он распахнул глаза и улыбнулся.

– Лунатизм! – ответил он. – На ночь запирайте дверь.

– Что ж, я подумаю, – кивнул я, – хоть мне и неприятна мысль о том, чтобы делать что-то за спиной у директрисы. Вы уверены, что препарат безвреден?

– Стал бы я сам его принимать, будь это не так? – С этими словами он развел руками, и кот, увидев возможность спастись, спрыгнул с его коленей и скрылся в зарослях чайной розы.

Дорогая Джефра [39],

в «Чизхиллской газете» напечатали очередное клеветническое письмо. (Кстати, я почти не сомневаюсь в том, кто его отправил.) На этот раз инсинуации автора совершенно мне непонятны и касаются некой катушки с кинопленкой, якобы «затаившейся» в подвале в глубине здания и там «поджидающей свою жертву». Придется расспросить о них нашего друга-синематографиста. Однако письмо натолкнуло меня на мысль о реализации плана, давно крутившегося в моей голове. Я решила взять свою репутацию в собственные руки и не скрываться от обвинений, а выйти на свет и привлечь внимание общественности к своей точке зрения.

Впрочем, моя решимость уже успела подвергнуться испытанию. Я пригласила настырного газетчика, настоящего кровопийцу по имени Картрайт, совершить экскурсию по нашему заведению, и теперь он нам покоя не дает. Само собой, я не разрешаю ему бродить по территории сколько и когда вздумается, но юный стажер доктора Бида завел с ним дружбу и, несомненно, докладывает ему обо всем, о чем тот хочет знать. Подозреваю, именно доктор Пичи втайне доносит на меня. Несколько раз я была свидетельницей весьма странного его поведения… Прошу прощения, ко мне явился с отчетом мистер Медлар.