– Ты в порядке?

Тут я понимаю, что уже довольно давно не дышу. Выдыхаю и говорю, что все в норме.

– Когда ты тут была в последний раз? – интересно, он знает правду?

Волосы лезут в глаза. Я заправляю их за ухо и признаюсь:

– Никогда.

– Никогда?

– Никогда после его похорон, – мне стыдно.

– Да? – он приоткрывает рот.

– Ты думаешь, что это ужасно?

– Нет, – он мотает головой, но я не уверена, что могу ему поверить.

– Я просто не думаю, что он здесь. Под землей.

Именно так я всегда оправдываюсь за то, что не бываю на могиле брата. Перед собой, мамой и сестрой. Нолан очень добр, он кивает и говорит, что понимает меня.

Я смотрю в небо и щурюсь:

– Мне нравится думать, что он там.

Он снова кивает.

– Я знаю, о чем ты… Но здесь я сильнее ощущаю его присутствие. Говорят, что часть души навсегда остается в могиле.

Я прислушиваюсь к тишине и вдруг понимаю, что тут совсем не тихо. Шелестят на ветру листья. Где-то лают собаки. Кто-то заводит двигатель. Нолан смотрит на меня, и я понимаю, что он ждет ответа.

– Каждому свое, – наконец говорю я.

Не слишком ли легкомысленно это прозвучало? Мередит бы точно это так восприняла.

Но Нолан, к счастью, не Мередит, и он согласно бормочет:

– Ну да, каждый верит в свое… Но ты же веришь, что он где-то есть? – он хмурится и смотрит мне в глаза.

Я молчу, думая, что верю я в это далеко не всегда.

– Не знаю… – наконец говорю я.

Он в ужасе смотрит на меня.

– Джози! Ты должна верить. Иначе…

– Иначе что?

– Иначе какой во всем смысл?

– А нет никакого смысла, – бурчу я себе под нос, думая, что ненавижу идею «божьего промысла».

Я многозначительно смотрю на Нолана, но тут, к счастью для меня, у него звонит телефон. Он вытаскивает его из кармана и смотрит на экран. Наверняка мы оба думаем, что это Мередит. Я точно так думаю. Но тут Нолан показывает мне экран – номер неизвестен. Он говорит, что не представляет, кто это, но берет трубку.

– Да? – голос у него тревожный.

Я слышу высокий женский голос и тут же думаю, что это какая-нибудь реклама. Но тут Нолан улыбается.

«Его улыбка похожа на солнышко», – однажды сказала моя мать еще до смерти Дэниела, когда она была способна на такие поэтические сравнения. Да, улыбка осталась прежней.

– Спасибо огромное! – радостно говорит он. – Мы немедленно приедем! Спасибо!

Он сует телефон обратно в карман и смотрит на меня со слезами на глазах.

– Харпер, солнышко! Догадайся, что случилось?

– Что? – кричит она, прикрывая глаза ладонью.

– Они нашли Кроля! Он ждет тебя в Леголенде! – громко объявляет Нолан. Голос у него дрожит от облегчения.

Харпер радостно вопит и бросается к нам. Нолан сияет и гордо смотрит на меня.

– Видишь?

– Что вижу? – спрашиваю я, хотя знаю ответ. Он много раз говорил что-то подобное. Типа что Дэниел стал ангелом-хранителем Харпер. И что он смотрит с небес на нас всех.

Как будто «божий промысел» может состоять в том, чтобы убить молодого человека, но спасти плюшевого кролика.

Вечером, без особых проблем уложив Харпер (с помощью Кроля), я спускаюсь вниз. Нолан доедает остатки макарон с сыром прямо из кастрюли. Большой деревянной ложкой. Он неуверенно улыбается мне и вытирает рот ладонью.

– Не парься, – улыбаюсь я в ответ, – все так делают. Почему-то еда из кастрюльки гораздо вкуснее.

– Согласен, – он сует в рот последнюю ложку, – есть хочешь? Можно пиццу заказать или еще что-нибудь…

– Нет, спасибо. Мне пора.

– Уже? – разочарованно спрашивает он. – У тебя есть планы?

– Нет, – отвечаю я, хотя примерно час назад Пит спросил у меня, что я собираюсь делать вечером, – но ведь Кроль нашелся, и я решила, что больше не нужна.

– Я, конечно, способен без тебя обойтись. Но давай ты останешься, посидим немного, – я вспоминаю, как Мередит однажды сказала, что Нолан совершенно не способен оставаться один, – пива?

– Ладно, давай.

Нолан улыбается, открывает холодильник и берет с дверцы два «Будвайзера». Протягивает мне бутылку и садится за стойку. Я встаю напротив него, опираюсь о стойку локтем.

– Ну, как жизнь? – спрашивает он, отпивая пива.

– Прекрасно, – нервно усмехаюсь я. На мгновение мне хочется рассказать ему о предложении Гейба, но я решаю этого не делать, зная, что Нолану и без того есть над чем подумать. – А ты как?

– Офигенно, – злобно говорит он, да еще и поднимает оба больших пальца, подчеркивая сарказм.

Я решаю, что это приглашение к разговору, и прямо спрашиваю, что происходит с Мередит.

– Кто знает? – вздыхает он.

Я отпиваю пива и тщательно выбираю слова.

– Зачем она поехала в Нью-Йорк?

– Отдохнуть немного, – отвечает он.

– Что-то случилось? У вас? – уточняю я, зная, что произошло что-то ужасное. Мередит не могла просто так пропустить Хеллоуин. Для четырехлетки Хеллоуин все равно что Рождество.

Нолан смотрит вверх и влево. Эксперты по языку тела уверяют, что это явный признак лжи.

– Нет. Все в порядке.

– Ладно. Кстати, если ты не знал, люди, когда врут, смотрят как раз туда.

Нолан мрачно улыбается и говорит:

– Ну да. На себя посмотри.

– И все-таки, – осторожно надавливаю я, – что у вас случилось?

– Я не знаю, Джози, – он качает головой, – просто ей плохо.

– Это что, новость? Мер пребывает в хреновом настроении со дня своего появления на свет.

– Знаю. Но сейчас стало хуже.

Я спрашиваю, почему он так думает, и злюсь на сестру. Почему бы ей просто не забить и не быть счастливой? У нее все для этого есть.

– Думаешь, у нее депрессия? Клиническая?

– Нет. Наверное… У нее точно была депрессия после рождения Харпер, – он замолкает, и я немедленно припоминаю послеродовую депрессию Мер. Не ужасную, но мама страшно испугалась.

– Но сейчас не так, – продолжает он, – скорее, у нее кризис среднего возраста.

Мне кажется, что этот термин давно утратил свое значение и теперь обычно означает неверность любого рода. Я говорю, что моя сестра никогда ему не изменит.

– Знаю, – он смотрит на этикетку, – я не этот кризис имею в виду. Просто… мне кажется, ей лучше было бы без меня.