— Ну, кого тут вам соблазнить надо? — я небрежно склонилась над столом, с удовольствием отметив скрестившиеся на вырезе взгляды.

— Не соблазнить, — сглотнул слюну Толстый, — так, отвлечь…

— Кого тут у вас отвлечь надо, крутя жо…, - поправилась я, но Радомир перебил.

— Ты садись, садись. Неждан обещал ухи целый чугунок. Скоро будет.

— Половину, — бессовестно напомнила я окрылённому надеждой торговцу.

Рыжий развёл руками:

— Друзья мои, наша прекрасная спутница отказывается помогать безвозмездно!

— Немудрено, — протянул Тонкий, изо всех сил рассматривая крошечное бурое пятнышко на столе, пропущенное аккуратным хозяином.

— Половину?! — уловил главную мысль Толстый.

Радомир сокрушённо кивнул. Я осклабилась, подтянула к себе криво и редко заполненную карту:

— Половину. Здесь озера не было, проходили раньше: тут заброшенный домик лесника стоял, а тут — медвежья берлога, — водила пальцем по рисунку, вызывая в памяти образы и запахи, на которые сразу редко обращаешь внимание, — здесь сворачивать не придётся, а сюда не пройдём из-за болота. Половину и, так и быть, без доплаты выведу вас на тракт за день пути от Малого Торжка.

Мужики в ужасе уставились на бабу, скрывавшую, оказывается, уйму талантов. Ребята, вы и третьей части не знаете!

Первым оцепенение сбросил Толстый:

— Хватит шутки шутить! Взялась помогать, так помогай, а не строй из себя…

— Что-что? — с невинным видом поинтересовалась я.

— Сама знаешь, что, — сбивчиво закончил купец, — мы тебя, конечно, отблагодарим, но на деньги не рассчитывай. Бабе они и ни к чему. Бусы тебе купим. Малахитовые или какие хошь. И будет. Баба — существо неразумное и слабое…

— Но-но! — пригрозил грубияну Радомир, но перечить не стал.

— Это «неразумное» за часть нарисовало карту, которую мы весь вечер припоминали, — тихонько сообщил столу Тонкий.

— Ах, «неразумное»? «Слабое», говоришь? — зубы пока ещё незаметно, но заострились. Ох и тянет в этом доме на кровушку, ох и тянет! Лучше бы не злить меня толстозадому. Я поставила локоть на стол, развернула ладонь. — что скалишься? Кто победит, забирает всё. Слабо?

Купец демонстративно сцепил пальцы на животе, откинулся к стене:

— С бабой бороться? Вот ещё!

— Тогда сам сиськами перед харчевником тряси — у тебя они как раз поболе! — не выдержала я.

Тот побагровел:

— Рыжий, где ж ты такую говорливую нашёл? Как до своих лет дожила-то небитой? — и выставил руку в ответ.

Радомир приткнулся посерёд, закрывая подругу от разъярённого вола:

— Так, спокойно! Переволновалась Фроська. Буря, холод… муж, — добавил он одними губами, но я всё равно расслышала и обозлилась пуще прежнего.

— Конопатый, не мешайся. Уже ясно, что не ты в обозе главный, так дай старшим силой померяться.

Конопатый взялся мешать вдвое активнее: ёрзать, оттаскивать Толстого, болтать без умолку. Видать, на одно это и способен. Я всё так же молча сидела, выставив раскрытую ладонь, и дождалась: Тонкий придержал Радомира за плечо, велев не лезть в ссору, и приятель, обиженный, метнувшись между нами ещё пару раз, махнул рукой: делайте, что хотите!

Я призывно пошевелила пальцами, чувствуя, что вот-вот появятся когти. Обиженный бык закатал рукав, обнажая волосатое предплечье.

Сцепились.

И мужик сразу надавил, надеясь скорее закончить дурацкий спор и поставить на место выскочку.

Не прожал ни на пядь.

Глаза купца изумлённо расширились, даже рот от удивления открыл.

— Да чего ты возишься? Не смешно уже! — надулся Радомир, посчитав, видать, что над подругой хотят ещё и посмеяться.

А Толстый набирал воздуха в грудь, а сказать ничего не мог. Ослабил хватку, даже не заметив, что я не поднажала сразу (кто над кем шутки шутит!), и снова напрягся. Аж ветры пустил[1] от натуги, когда понял, что и в этот раз не сдвинул железной хватки!

— Ты чего? — заинтересовался брат.

Толстый охнул, дёрнулся утереть выступившие на лбу зёрнышки пота, пахнувшие недоумением и сладким страхом.

— Всё, хватит, — Радомир решительно тронул Толстого за плечо, но тот только негодующе замычал, хлопнув свободной ладонью по столу. У рыжего лицо вытянулось: — ты что? Ты…проигрываешь?

Толстый пыхтел. Я лучезарно улыбалась, всё ещё не усиливая нажим, но и не ослабляя. Соперник начинал дрожать.

— Ты… поднажми, что ли… — Радомир ошалело вытянулся, сам не понимая, к кому обращается.

— Дави! — завизжал на ухо брату Тонкий.

И тут как прорвало: хромой и косоглазый, делающие вид, что их тут вообще нету, с топотом примчались рассмотреть эдакую невидаль, шумно споря и пытаясь побиться об заклад, но моментально меняли мнение и никак не могли определиться, кто за кого болеет. Радомир подзуживал обоих соперников, потея от беспокойства не меньше проигрывающего Толстого, ощущая, как денежки, которые он уже мысленно не только заработал, но и частью вложил, частью потратил, утекают из кармана. Уплывал в небытие новый расшитый золотом камзол, в котором он собирался гоголем выхаживать перед легкомысленными жительницами Городища, распадались на несбывшиеся надежды красные сапожки, звонко стучащие каблуками по мостовой, заставляя сбегаться со всей округи ушлых попрошаек, прощально махал копытом поджарый вороной конь, которого давным- давно купец присмотрел на замену престарелой Гнедой…

Я зевнула, даже не прикрыв рот ладонью, и подвела итог:

— Половину.

Слегка напрягла руку, чувствуя, как на смену ногтям рвутся, тянутся когти. Хлоп! И вот уже волосатый окорок распластался по столу, а его владелец не то ругается, не то ограждает себя сакральными словами от нечисти.

Побороть самонадеянного спорщика — ерунда. Мне бы врага пошустрее, да не такого, который станет трясти обалдевшим рылом, доказывая, что это всё случайность, что, видать, он перемёрз и руку свело, что с бабой силой меряться себе дороже… Нет, такой неприятель мигом наскучит.

— А вот и уха! — обрадовалась я, словно не видела недоверчивого ужаса спутников.

Неждан, надо отдать ему должное, подошёл беззвучно. Даже я не услышала в гомоне, а унюхала. И то сначала уху, а только потом мыло, которым разило от маленького сморщенного человечка.

— Поторгуйся ещё! — едва слышно советовал Тонкий, изо всех сил стараясь не подначивать брата.

— Она мне только что чуть руку не сломала. Сам торгуйся, — отрезал тот, разминая запястье.

Хозяин, мало не захлопав в ладоши при виде полуголой бабы, водрузил суп на стол, шумно раскидал чашки-ложки и первым зачерпнул, подавая пример: