Важнейшим приобретением Новейшего времени, оплаченного несоизмеримой ценой, была возросшая свобода перемещения бывших граждан СССР по миру. Сергей Петрович всегда был заядлым путешественником, еще в 1970—1980-е годы объездившим большую часть мира. С начала же 1990-х годов, когда рухнул Советский Союз, его поездки за рубеж, естественно, участились. Он никогда не рассматривал путешествия как элемент развлечения или отдыха, исключения составляли разве что дайвинговые экспедиции. В дорогу его звали приглашения и встречи, конференции и симпозиумы, командировки и поручения. Число его поездок в год достигало десятка, как у известных политиков, спортсменов или артистов.

Во многом на свободу его перемещения повлияло то, что в 1990-е годы ему был выписан британский паспорт. Среди шести уровней «британской национальности» он получил высший уровень — уровень «британского гражданина», как рожденный в Великобритании в 1928 году. Это было двойное гражданство, но Сергей Петрович всегда подчеркивал, что считает себя только гражданином России.

По жизни — с улыбкой

Сергей Петрович хорошо понимал, что такое юмор, с удовольствием читал «смешные» книги, часто цитировал их. Его юмор был тонким, ненавязчивым, абсолютно лишенным пошлости. Особенным его вниманием, по достоинству, пользовалась выдающаяся дилогия И. Ильфа и Е. Петрова о похождениях великого комбинатора, сына турецкого подданного Остапа Бендера. Не были забыты при этом и англо-американские авторы: Свифт, Моэм, О’Генри, Марк Твен. Большое значение в становлении его сатирического вкуса играл и пример отца — Петра Леонидовича. Вспомним, что еще в первый год жизни своего сына он затеял со своим тестем — Алексеем Николаевичем Крыловым целое юмористическое соревнование в письмах о гениальности родившегося первенца. Прекрасным чувством юмора обладала и мать Сергея — Анна Алексеевна. Как ученого Сергея Петровича интересовали психологические и поведенческие корни юмора. Будучи ведущим знаменитой передачи «Очевидное — невероятное», одну из первых ее программ, появившуюся на первом году существования передачи и носившую название «О чувстве юмора и остроумии», он посвятил именно анализу юмора.

Несомненный интерес представляют юмористические ситуации, созданные самим С. П. Капицей или отмеченные им в своих выступлениях и мемуарах. Приведем некоторые из них.

На всю жизнь он запомнил, как мать отучила его, увлекающегося, азартного от природы человека, от игры в карты. Когда они с английским товарищем, будучи лет шести от роду, повалились играть в какую-то простенькую картежную игру, мать с подругой предложили им сыграть на деньги и безжалостно выиграли всю мелочь, которую мальчишки сумели накопить. «Это была своеобразная педагогика, но они таки отучили нас, по крайней мере, у меня никогда не было никакого интереса к азартным играм — ни к картам, ни к рулетке», — вспоминал он.

Чего стоило знаменитое капицыно — «бей наркомчиков!» в привилегированной московской школе, сразу же ставшее достаточно расхожим московским анекдотом для «своих».

…В годы войны, в Казани, ему сразу же после фотографирования был предложен поднос с сотнями фотографий и предложением — выбрать «похожую», «свою». Невзыскательный в те годы Сергей немедленно исполнил просимое, был доволен срочностью выполнения заказа и вспомнил «нетривиальную» организацию более шестидесяти лет спустя, при надиктовывании собственных мемуаров.

Однажды осенью к ним на дачу приехал большой друг отца академик Н. Н. Семенов и привез с собой породистого рыжего пойнтера. Друзья немедленно собрались на охоту, выдав ружье и Сергею. Достаточно скоро на большом поле они подняли зайца, задавшего стрекача. Академики стали судорожно менять «бекасинник» в своих ружьях на патроны с четверкой дроби. В этот момент преследуемый заяц нырнул к одинокому столбу и, мигом забравшись на него, оказался кошкой. Сие превращение разом обескуражило и обоих будущих нобелевских лауреатов, и медалиста-пса.

Запомнилось ему, как в одной из геологических экспедиций везущая его телегу лошадь вошла в ручей, встала и отказывалась идти дальше. Конец этому эпизоду положила проходившая неподалеку баба, крикнувшая ему: «Что ж ты, дурак! Она же пить хочет, отпусти ей подпругу!» — «Этого «дурака» я запомнил на всю жизнь, так же, как и запомнил превосходство лошадиного интеллекта над человеческим», — с улыбкой вспоминал Сергей Петрович впоследствии.

В первые послевоенные годы Сергей Петрович дружил с сыном Веры Мухиной — Всеволодом Алексеевичем Замковым, физиком, окончившим МГУ. «Вера Игнатьевна тогда получила прекрасную мастерскую, недалеко от Дома ученых. Это была очень энергичная женщина, которая работала, можно сказать, и днем и ночью. В то время шло строительство нового здания университета на Воробьевых горах. На самом здании и вокруг него должно было располагаться множество скульптурных работ. Мухина принимала решения при подборе скульптур, а некоторые делала сама. Как-то раз она попросила меня посмотреть на список скульптур. Я стал читать вслух: товарищ Сталин, товарищ Ленин, товарищ Маркс, товарищ Энгельс. И потом «Ископаемые чудовища» Ватагина. Я прочел все без остановки, на одном дыхании. Она безумно перепугалась и говорит: «Как вы можете такое говорить?» — в этом контексте она сразу усмотрела нечто страшное для себя и всех окружающих», — отмечал он в мемуарах.

Вспоминая, что теорию функций комплексного переменного в ЦАГИ для небольшой группы слушателей читал Анатолий Алексеевич Дородницын, к тому времени уже двукратный лауреат Сталинской премии, а впоследствии академик, причем лекции его были настолько блестящи, что «эта величайшая классическая глава математики надолго запала мне в ум именно в его изложении», Сергей Петрович отмечал и своеобразную манеру чтения им лекций: «Он писал на доске очень аккуратным почерком необходимые формулы, а когда поворачивался к аудитории, закрывал глаза. Почему-то он не хотел смотреть на нас, видно, так ему было ловчее».

Полную свежего юмора картину нарисовал Сергей Петрович, рассказывая, как он держал кандидатский экзамен по уравнениям математической физики выдающемуся советскому математику, впоследствии академику А. Н. Тихонову: «Экзамен длился два с половиной часа. Мне было задано четыре вопроса, по каждому Тихонов меня загонял в угол, заставляя демонстрировать свою некомпетентность, и так повторялось четыре раза. Как сейчас помню, последний вопрос был о поведении бесселевых функций в комплексной плоскости. Я к тому времени уже плохо соображал, он загнал меня в угол довольно скоро, и я понял, что завалил этот экзамен.

Униженный и оскорбленный, я уполз из экзаменационного зала, мне было ясно, что защита откладывается и целый год мне придется учить уравнения математической физики. Я маялся, ожидая окончательного приговора. Наконец, меня вызвали в зал и Андрей Николаевич начал читать протокол: такие-то собрались по такому-то поводу, было задано четыре вопроса. Очень торжественно были перечислены все. Первый вопрос оценен на пять, второй на пять, третий на пять, последний — на четыре. У меня чуть не случился нервный шок».

Летом 1960