– Слишком много неприятностей от этого Чжоу Вэньмо. – Я знала, что не стоит произносить эти слова вслух, но не смогла удержать их внутри. – Слишком много.

Госпожа Кан подняла на меня глаза.

– Ты думаешь, что знаешь о священнике все, хотя на самом деле не знаешь ничего, – скорбно произнесла она. – То, что тебе известно, – лишь одна нитка огромного полотна.

Я не стала отвечать. Интересно, что мне еще предстояло понять? По-моему, я и так уже все осознала. Люди, которые поступают неправильно, должны заплатить за свои преступления.

– Но давайте не будем спорить из-за священника, – добавила госпожа Кан. – Мы здесь потому, что беспокоимся за судьбу Урим.

«Помоги мне!» – взывает ко мне Урим; глаза ее налились кровью, на лбу выступили вены. Ее руки выскальзывают из моих, и убийца за волосы утаскивает ее прочь.

У нас не было времени гадать, кто прав, а кто нет.

– Что произойдет с инспектором Ханом, если его все-таки осудят за убийство? – поинтересовалась я. – Госпожа О и ученый Ан происходили из влиятельных семейств.

– Скорее всего, его отравят. Чиновников обычно подвергают более мягкому наказанию, – госпожа Кан снова смотрела на горную вершину. – Так всегда происходит, когда сталкиваются новое и старое. Нам всем нужно скрепить сердца. Какая бы сторона ни победила, мы все будем убиты горем.

* * *

Я лежала в комнате совершенно одна. Вокруг витали только шепотки из моего прошлого, наполняя комнату хлопаньем тысячи крылышек. Я прижала ладони к ушам, зарылась лицом в подушку, но от них мне было не сбежать.

«Нам нельзя ссориться, – настаивала старшая сестра. – Нас всего трое. Мы должны держаться вместе».

Нас было всего трое: она, брат и я. Но я предала инспектора Хана, и теперь нас останется двое. Сестра бы сделала иной выбор. Она бы горы свернула, чтобы защитить брата, даже если он убийца. Да и я, возможно, на многое бы пошла ради брата. Только вот инспектор Хан ни за что не мог оказаться моим братом.

Старший брат был нежным и очень добрым. Он рассказывал мне о нашем доме и обещал, что однажды мы будем обедать вместе, за одним столом, плечом к плечу. Он обещал написать мне стих, полный тепла. Он много всего обещал, пока мы считали луны до нашего возвращения с Хыксана, и эти обещания множество лет служили мне колыбельной. Ради него я не стала вновь сбегать из ведомства и осталась в столице, ведь брат обещал, что когда-нибудь мы вернемся в дом, наполненный теплом единения. Но вместо него я нашла холодного, чужого военного чиновника, который был готов дать мне умереть от руки разбойника.

Я не могла заснуть. Выбравшись из-под одеяла, я вышла на улицу. Залитое лунным светом небо омрачало одинокое черное облачко. Пока я беспокойно расхаживала по двору, в животе горсткой нарастал страх. Мне вспомнились слова госпожи Кан, что инспектора Хана могут убить из-за окровавленной формы, которую я нашла. Получается, из-за меня мой брат умрет?

Я достала письмо инспектора Хана к мертвым. Мне даже не требовалось его читать – на глаза тут же навернулись слезы при виде помятой бумаги. Но оно же напомнило мне, что останавливаться нельзя. Я слишком далеко зашла.

Грязь скрипела у меня под ногами, и с каждым шагом я все больше чувствовала, что ничто уже не будет прежним. Я положила ладонь на двойные деревянные двери и открыла их. Пробежав по улицам и тропинкам, я оказалась у широкой улицы Чонно, вдоль которой стояли женщины с фонарями. В их свете меня запросто могли узнать патрульные – даже с краской на лице.

Я пряталась в тенях карнизов и в узеньких улочках. Сердце в груди билось так громко, что я боялась, как бы кто его не услышал. Вскоре я добралась до Столичного ведомства полиции – огромного здания на каменном фундаменте. Углы его крыши взмывали вверх, к небу, а у входных ворот, увенчанных величественной пагодой, стояли стражники. Я почти успела забыть, как страшно оно выглядит.

Я спряталась в переулке, достаточно далеко, чтобы стражники меня не заметили, но достаточно близко, чтобы наблюдать за суетой у открытых ворот. Из ведомства вышли старшие полицейские, между которыми, гордо выпрямив спину, вышагивал мужчина, облаченный в синие одежды. В лунном свете сверкнула серебряная вышивка.

Инспектор Хан.

Луна ярко светила над ведомством, по раскинувшемуся небу плыли облака. Из главных ворот вышел старший полицейским Сим и встал рядом с инспектором Ханом. Немного погодя выехал командор Ли. Лошадь под ним заржала, и ее голос эхом разнесся по улицам.

Завыл осенний ветер, закачались бумажные фонари на карнизах.

Послышался цокот копыт и еще одно громкое ржание лошади.

Лошадь. Я нахмурилась, покатала это слово на языке, пока наконец не вспомнила существо, идущее с ним в паре. Дракон.

И внезапно все разбросанные кусочки встали на свои места.

Ожерелье в руке госпожи О. Подвеска рядом с местом ее смерти – такая же, как у советника Чхои, только деревянная, а не нефритовая. Может, это просто совпадение. Но кое-что меня беспокоило.

Я подползла к углу стены. Выглянула на дорогу. Длинные тени от факелов дрожали на ветру. Полицейский Сим стоял возле ворот: скулы напряжены, глаза – черные впадины под полями полицейской шляпы. Что я знала о полицейском Симе? Он был внебрачным сыном, он предал своего друга инспектора Хана – и ради чего? Неужели Сим стал бы выдавать товарища из-за плохого самочувствия? История знала немало случаев, когда солдаты из верности прикрывали гнуснейшие поступки друг друга. Так почему же Сим вдруг решил сознаться? Наверняка в этом как-то замешан советник Чхои. Есть какая-то причина, почему из всех людей именно советник вмешался и убедил командора Ли отпустить Сима. Возможно, они заключили какую-нибудь сделку… Но какую?

Я отступила обратно в тень и прижалась спиной к стене. Меня не отпускал вопрос, что же могло связывать старшего полицейского Сима и советника. А потом меня осенило. Сим был незаконнорожденным, и Эджон как-то говорила, что его отец усыновил племянника, лишь бы не делать Сима наследником. То же сделал и советник Чхои. Что, если это не совпадение? Что, если они связаны кровью и советнику это известно? Может ли он обратить это в свою пользу?

Мышцы плеч свело напряжением, я поднесла кулак к губам, чтобы не разразиться ругательствами от переполнявших меня чувств: страха, замешательства, но большей частью – тревоги.

«Соль-а, – услышала я укоризненный голос сестры. – Подобные подозрения тебя убьют».

Пробежавший по коже холодок предупреждал меня: сестра права. Этот путь приведет меня к горе, усеянной скалами, о которые легко разбить череп, и норами, в которых легко сломать лодыжку. Скорее всего, в убийствах был замешен не просто полицейский, а чиновник. Но я не собиралась отступать, а значит, передо мной стоял лишь один вопрос.

Что мне делать дальше?

Однажды к берегам Хыксана пристал королевский корабль, и в двери нашего соседа постучались солдаты. Его приговор сменили с изгнания на казнь. Не проронив ни единой слезинки, он переоделся в лучшие одежды и четыре раза поклонился на восток, в направлении дворца Чхандок, благодаря короля за то, что его не стали позорно обезглавливать. После этого приговоренный выпил полную чашу мышьяка, тот обратил его внутренности в сплошное кровавое месиво, и мужчина умер мучительной смертью, задыхаясь в крови.