Наше изгнание кончилось, мы пересекли море и построили новый дом для нас троих, но из-за ссоры со старшей сестрой пути наши разошлись. Оглядываясь назад, на прежнюю жизнь, я вижу, как ты плачешь, а сестра держит тебя за руку. Она не позволила мне забрать тебя с собой, и тебе пришлось последовать за сестрой по пути служения. Сестра отчаянно хотела сбежать от прошлого. Вместо жизни в стыде она предпочла жизнь в безыменности.

Ну а мой путь привел меня к командору Ли. Впоследствии он рассказал мне, с каким нетерпением ждал моих писем и как, узнав о моем возвращении с Хыксана, три дня и три ночи провел в пути, чтобы встретиться со мной. Он не только вернул меня в столицу – он заставил нашего упрямого дядю по материнской линии усыновить меня. С тех самых пор я старался не быть для него обузой. Я не смел просить дядю о помощи. Не смел сказать, что ищу тебя.

Мне потребовалось пять лет. Я искал тебя всюду: от невольничьего рынка до самого севера, и нашел в провинции Кёнсан – в заросшем травой холме. «Массовое захоронение, – объяснил мне старейшина. – Весь дом Намов уничтожила чума». Никто не выжил: ни твоя сестра, ни ты, Джонъюн, их служанка.

Твоя смерть не дает мне покоя. Я блуждаю по жизни, как в вечных сумерках, солнце и луна потеряли свой прежний свет. И все же я нахожу утешение в письмах к тебе. Слишком мало ты пробыла моей сестрой. Прочти же мои слова в ином мире и, когда мы встретимся вновь, не забудь назвать меня старшим братом.

Когда я подошла к воротам госпожи Кан, глаза мои опухли от слез. Я прижимала ладонь к боку, стараясь сдержать судорожную боль. В прошлый раз, стоя перед этими воротами, я не могла и предположить, что предательство будет стоить мне куска сердца. Один день – всего один восход и один закат! – отнял у меня больше, чем несколько предыдущих лет.

Бледными костяшками я постучалась в дверь. На этот раз я силой протолкнусь мимо служанки, если придется. Но ответом мне послужила упрямая тишина.

– Пожалуйста, позвольте мне поговорить с хозяйкой! – с надрывом воскликнула я.

Тишина. Меня всю покрыл пот. Я сжимала и разжимала кулаки, не зная, как поступить. Мне не стоило так долго оставаться на виду.

– Разве вы не слышали?

Я обернулась на голос и увидела женщину с толстыми губами и красноватым лицом. На спине у нее висел завернутый в одеяло младенец.

– Ч-что слышала? – не поняла я.

– Некому сейчас открыть ворота. Слухи распугали слуг, все сбежали.

– Какие слухи? – сорвался мой голос.

– Что всех католиков скоро признают изменниками, а значит… Да вы и сами знаете, что это значит. Хозяев и слуг всех накажут…

Заскрипела деревянная дверь.

Я оглянулась. Из-за ворот на меня смотрела девушка примерно моего возраста. Она была одета в шелковый жакет, белоснежный, как журавль, и отливающую розовым юбку, подол которой украшал цветочный узор. Судя по внешнему виду, она принадлежала к знати.

– Ты, должно быть, Соль, – она оторвала глаза от шрама у меня на щеке. – Заходи внутрь, быстро.

Оставив краснолицую женщину, я последовала за девушкой внутрь поместья. У меня было ощущение, что вокруг сжимается пустота. Павильоны были погружены в тени и тишину. За всю дорогу мы увидели только двух слуг, а в прошлые разы они роем вились по поместью госпожи Кан.

– Ты пришла поговорить с моей омони[51]? – спросила девушка.

Я попыталась спрятать опухшие глаза.

– Омони?

– Я ее дочь. Хон Сунхи.

Я не сразу вспомнила, что госпожа Кан была в разводе. Получается, Хон – это, скорее всего, фамилия отца девочки. Хон Сунхи ничем не была похожа на мать – у нее был широкий лоб, острый подбородок, выпирающие уши. Ничего общего с длинным угловатым лицом госпожи Кан.

– Приятно познакомиться, агасси[52], – прошептала я.

– Сюда.

Мы прошли через внутренние ворота на женскую половину поместья, которую на ночь обычно закрывали на засов. Я здесь уже была, когда в первый мой визит Урим подглядывала за загадочным мужчиной в павильоне посередине. К нему мы с Сунхи и подошли.

– Моя мать внутри, – проговорила Сунхи.

Я сняла сандалии и следом за девушкой прошла в комнату, застланную бумагой ханджи. Там на шелке в полном одиночестве сидела госпожа Кан, а перед ней лежала раскрытая книга. При виде меня она отложила книгу в сторону и развернула руки ладонями вверх.

– Подойди ближе.

Я опустила голову и подползла к ее тени.

– Что привело тебя, дитя мое? – спросила она.

– Урим, – прошептала я. – Я ради нее пришла, госпожа.

По лицу женщины пробежала тень.

– Она, наверное, уехала навестить родных. Она иногда так делает.

– Но она бы нас предупредила, омони, – вмешалась Сунхи.

– Ее похитили, – прохрипела я.

– Похитили? – судя по голосу, госпожа Кан мне не поверила. – Откуда ты об этом знаешь?

– Я… я своими глазами это видела. И я думаю… – я заломила руки. – Я думаю, ее похитил тот же человек, что убил госпожу О и ученого Ана.

Обе дамы побледнели, а мне вдруг в голову пришел вопрос, на который раньше у меня не было времени. Большую часть дня я провалялась в подворотне, раз за разом перечитывая письмо инспектора Хана и заливая полицейскую форму слезами. Но теперь я задумалась… А зачем убийце похищать Урим?

На удивление спокойно госпожа Кан поинтересовалась:

– Как это произошло?

– Я хотела взглянуть на заброшенный дом, где раньше жил инспектор Хан. – Уши у меня покраснели от стыда. – Урим вызвалась составить мне компанию.

– Когда она пропала?

– Вчера утром. Я везде ее искала, – добавила я, словно надеясь сгладить свою вину.

– Надо было сразу ко мне идти, – сорвалась госпожа Кан. – Я весь день гадала, куда она делась. Я бы тебе помогла.

Я сидела, опустив голову и сплетя пальцы, молча принимая ее презрение. Это и впрямь была моя вина, я это заслужила. Но потом под моим молчанием что-то шевельнулось. Внутри меня все расплавилось, вскипело, а затем изверглось в чувство несправедливости. Я взглянула на госпожу Кан; перед глазами стояла красная царапина на лице инспектора.

– Я не смогла прийти раньше, госпожа, – голос у меня дрожал. – В первый раз, когда я пришла к вашему поместью, меня схватили и отвели в полицию. Во второй раз мне сообщили, что вас нет. Я пыталась!