– Что же переменило тебя?

– Мой отец. Твой дед Артур регулярно навещал меня. Единственный из всех. Он простил меня и обещал, что остальные тоже со временем простят. Мама никогда так и не простила. Она пыталась, но… Столько жизней унесла та авария. Надо ведь посмотреть на все и с этой стороны. Я всех убила. Так что даже тюрьма – недостаточное для меня наказание.

Спасибо, дед Артур прислал мне денег, когда меня выпустили из тюрьмы; достаточно, чтобы я улетела в Лос-Анджелес и прошла там курс лечения.

– Я записалась в реабилитационную клинику. Встретила там этого сногсшибательного мужчину, Тейта. У нас начались близкие отношения. Какое-то время я жила у него. Он часто меня смешил. Когда нас призывали искать истинную духовность с помощью Бога или Высшей Силы, он говорил: «Почему Бога? Разве мы не обретем ее с помощью Джорджа Харрисона?» – Тетя Вив улыбается. – Он любил «Битлз». Мы ночи напролет танцевали под их песни.

Я спрашиваю ее про Высшую Силу.

– Я верю, что Бог посылает тебе людей, когда ты в этом нуждаешься. Тейт был таким подарком. Часто ты обнаруживаешь, что некоторые люди по какой-то причине появляются в твоей жизни. Иногда они остаются в ней, иногда находятся рядом недолго, чтобы помочь тебе найти свой путь. Я уверена, что должна быть сейчас здесь. – Она дотрагивается ладонью до моей щеки. – С тобой.

Я бужу Луи, вдыхаю запахи сна, теплого одеяла и молочной кожицы. Беру его на руки и понимаю, как сильно мне хочется оставаться чистой и жить полноценной жизнью. Ради тети Вив, Хьюго и, самое важное, ради моего мальчика. Он заслуживает, чтобы у него была мать, живущая ради него. А еще ради самой себя. Я несколько раз в своей жизни делала неудачный выбор.

– Я больше никогда тебя не предам, – обещаю я сыну и целую его в щечку.

Тетя Вив стоит в дверях и смотрит на нас.

– На, – говорю я и протягиваю ей Луи.

Она качает его, прижимая к себе.

– Вероятно, тебе больно каждый день, – говорю я, думая о ее утрате.

– Да, но я отгоревала свое сполна. Я должна жить сегодняшним днем. Есть такая замечательная памятка, – говорит она, подбрасывая уже совсем проснувшегося Луи.

– Та, что висит у тебя в спальне? В рамке?

Она кивает.

– Не знаю, кто ее автор, но я выучила ее наизусть.

Помни, есть только два дня в каждой неделе,

За которые тебе не нужно тревожиться.

Один из них – Вчера,

С его ошибками и заботами,

С его виной, промахами и болью.

Вчера ушло навсегда, оно вне твоего контроля.

Все деньги мира не вернут назад Вчера.

Второй день, за который не тревожься, – Завтра.

Завтра тоже вне твоего контроля.

Завтра солнце встанет либо в сиянии зари,

Либо за маской туч – но оно встанет.

Но до этого мы не участвуем в нем – оно еще не родилось.

Остается только один день…

Сегодня…

Всякий человек сумеет справиться с суетой одного дня,

Но когда мы добавляем проблемы вчерашние и завтрашние,

Мы рушимся под их тяжестью.

Сегодняшние тяготы не сводят людей с ума —

Их сводят горькие сожаления о том,

Что случилось вчера,

И ужас перед тем, что, возможно, принесет завтра.

Суббота. Утро. Мы с Луи готовим на завтрак оладьи. На Луи его маленький поварской колпак и фартук, и мне вспоминается квартира Бена и Эмили. После моей встречи с Мэтью прошла неделя, и я согласилась показать ему Луи. Я все время напоминаю себе, что тут нельзя торопиться. Главное – не переживать из-за того, что было вчера и не ждать ничего от завтра.

Луи уплетает оладьи, крупицы сахара прилипли к уголкам его рта.

– Луи, милый, я должна тебе что-то сказать…

– Мам, можно мне еще?

– Сейчас. Луи, твой отец позвонил мне.

Полная тишина на кухне, как будто кто-то выключил звук.

Я изображаю улыбку.

– Он хочет увидеться с тобой.

Луи обдумывает мои слова.

– Сегодня? Сейчас?

– Завтра. Я думаю, что мы вместе прогуляемся на Примроуз-Хилл. Как ты думаешь?

– Я покажу ему мою стомп-ракету. – Он сползает с табурета и мчится в свою спальню, забыв про оладьи.

Я вижу Мэтта издалека. Он стоит возле барельефа Уильяма Блейка. Выглядит стильно – джинсы, дорогие башмаки. В руке держит большую прямоугольную коробку, завернутую в бумагу и перевязанную широкой голубой лентой. Я стискиваю руку Луи и говорю:

– Вон он, сынок.

– Дядя с подарком? – Луи вырывает руку и мчится к нему.

Я смотрю, как Мэтт наклоняется и берет руку сына в свою.

– Какая у тебя хорошая куртка, дружище, – говорит он.

Сегодня я помогла Луи надеть его лучшие штаны «корд», голубую рубашку в клетку и куртку с камуфляжным рисунком. Я причесала его и убедилась, что его зубы сверкают чистотой. Потом накрасилась, хоть и говорила себе – зачем я пытаюсь произвести на него впечатление?

Сейчас я вижу, что Луи больше интересует подарок, чем отец.

– Верно, да, это тебе, – говорит Мэтт, когда я подхожу к ним. – Спасибо, – говорит он мне одними губами.

Тем временем Луи развязал ленту и жадно разрывает полосатую оберточную бумагу. Несколько детей останавливаются и наблюдают за ним, а их родители тянут их прочь.

– Это стант-скутер, – говорит Мэтью, помогая Луи открыть коробку. – Пожалуй, самый крутой двухколесный стант-скутер в этом месте!

– Ого-го! – Луи радостно прыгает – он в восторге от этой блестящей, серебристой штуковины на колесах. – Можно я прокачусь?

Я раздраженно смотрю. Такие скутеры дорогие. Это уж слишком, Мэтью решил покрасоваться и превратить Луи в такого, как он сам.

– Давай сейчас не будем, – говорю я. – Ты хотел показать Мэтью… э-э… – Я не могу заставить себя проговорить «твоему папе», – твою стомп-ракету.

– Ма-ам! Я хочу прокатиться на этом.

– Дружище, слушайся маму, – говорит Мэтт. – А скутер еще нужно наладить.

– И мы не захватили твой шлем, – добавляю я.

– Мы покатаемся на нем в следующий раз. Я дам тебе парочку уроков, как выполнять трюки. Уговор? – Он выставляет перед собой растопыренную пятерню.

– Уговор, – соглашается Луи, бьет по его руке и хихикает. – Ты хочешь поиграть со мной в стомп-ракету?

– Конечно. – Я отдаю Луи ракету и говорю, что нам нужно найти в парке малолюдное место. Луи и Мэтт шагают впереди, я тащусь следом со скутером и обрывками оберточной бумаги.