– Защищаться? Он поднял руки вверх, а мы его застрелили.

– Ты о чем? Он тянулся за вторым револьвером, когда я в него выстрелила.

Я покачала головой и ничего не ответила.

Пенелопа вздохнула.

– Иногда приходится делать ужасные вещи, если хочешь сохранить то, что принадлежит тебе.

– Знаю. – Я поднялась и пошла прочь.

Она звала меня, но я не оборачивалась. Хотелось побыть одной в тишине леса. Мне казалось, что я теряю себя. Мы все делаем ужасные вещи – любой вам подтвердит. Вот только я не желала идти по этому пути. Крегар совершал жуткие, безумные, греховные поступки, а я стояла рядом с ним. Но теперь я хотела все исправить. По крайней мере, я изо всех сил пыталась не повторять свое прошлое.

Я бродила по лесу, пока закат не окрасил небо в золотые и красные тона. Вот он, мой путь, – золото и кровь, я покрыта ими с ног до головы.

На противоположном берегу реки гулял молодой олень с шишечками вместо рогов, поедая сочные летние побеги. Что может быть безмятежнее? И никаких других звуков – только жужжание жуков и плеск воды в реке. Вот моя настоящая жизнь! И никто у меня ее не заберет. А эта хижина, земля и бумаги с печатями пусть остаются Пенелопе. Она не их тех, кто любит, когда ветер ерошит волосы, она не сможет спать на постели из папоротника и остролиста и снимать с себя клещей. Ей нужны кровать, одеяло и замок на двери. Билкер хотел отобрать у нее все это и глубоко ранил ее словами. Если бы кто-то попытался забрать у меня лес, я бы его тоже пристрелила.

Я следила за оленем, пока не опустилась тьма, и в свете луны он вдруг превратился в нечто совсем другое.

В центре луга стоял бледный светловолосый мальчик.

И плакал.

Из темноты донесся звук выстрела, и мои глаза распахнулись.

Я лежала у дерева на берегу реки. Все тело трясло. Приближалась зима, а меня угораздило уснуть на улице, да еще на голой земле. Перед глазами все еще стоял тот мальчишка, но я отмахнулась от него, кем бы он ни был, и побрела обратно в хижину. Добралась домой через час после рассвета. Из трубы шел дым, и лучи восходящего солнца превращали гнилые бурые бревна в чистое золото.

Я вошла и уселась у печки. Пенелопа молча сидела на кровати, листая книжку. Отогревшись и вновь почувствовав лицо и руки, я сказала я ей:

– Я поняла.

– Что ты поняла?

– Тебя. Почему ты так поступила с Билкером. Если за нами придут красные куртки, мы придумаем, что делать. Нечего сейчас руки заламывать. Вдруг приятель Билкера попал в капкан, и его медведи съели. В общем, не надо убиваться раньше времени.

Она улыбнулась.

– А на завтрак ты что-нибудь поймала?

– Черт, женщина, ты же вчера завтракала! Ты что, хочешь кушать каждый день?

Пенелопа рассмеялась и кинула в меня книгу.

– Я тут кое-что нашла, пока ты дулась, – сказала она и полезла под кровать.

Ружье! Старое и потертое.

– Где нашла?

– Под полом, – ответила Пенелопа. – Я заколку уронила, а у меня их всего две осталось, вот и полезла ее вытаскивать.

– Золото и оружие под полом… Интересно, что еще припрятали мои родители?

Остаток дня я провела на улице, очищая ружье от ржавчины. Пенелопа сидела на крыльце и читала книжку. Историю про двух парней, которые любили одну девушку. Судя по всему, девчонка была дура дурой, а Пенелопа сказала, что и парни не лучше.

Овощей у нас никаких не было, да и сажать их уже не сезон. Потому я решила почистить ружье и поскорее раздобыть лося. Тогда мяса на всю зиму хватит. Вот только придется оставить Пенелопу саму на пару дней, пока я буду бродить по лесу, и эта идея мне не нравилась. Мы решили, что возьмем из банки немного золота и купим мешок картошки и несколько луковиц. Может, еще риса. Пенелопа хотела научиться рыбачить и добыть несколько лососей, а то они скоро икру вымечут и уйдут. Мы начали готовить хижину к зиме. Родители запасли немного дров, но не помешало бы еще нарубить. Потом мы смастерили ставни для защиты от медведей и выкопали погреб под хижиной. Пенелопа сказала, что мы начнем добывать золото, как только растает снег.

Черт, мне нравились наши планы. Нравилось рубить дрова и копаться в земле. И все же какой-то голос глубоко внутри меня твердил, что я идиотка. Размечталась, как ребенок, а пора повзрослеть и думать головой. Вряд ли дружка Билкера съели медведи. Наверняка он добрался до Такета, нашел Лайон и рассказал ей, где мы.

Тревога грызла меня изнутри, словно бобер елку. Скоро она меня насквозь прогрызет, и тогда я развалюсь на куски, но до тех пор я не дам ей выхода. Пенелопа была счастлива, и я, как могла, скрывала свои страхи. Однако даже когда небо было чистым, я чувствовала черную тучу, нависающую над нашим участком. Я все ждала, что она превратится в бурю и разорвет нашу жизнь на куски.

В ТАКЕТ СОВАТЬСЯ было небезопасно. Это вам не Халвестон – среди людей не затеряешься. В этом городишке с одного конца до другого доплюнуть можно. Мой портрет висел на всех столбах, и приятель Билкера уверен, что стреляла я, а не Пенелопа. Если честно, я была даже рада. Меня уже достали люди и города, а на реке Тин я чувствовала себя как дома. Через несколько недель наступила осень, и Пенелопа решилась выбраться в Такет в первый раз с тех пор, как мы отправили послание Лайон. Человека Делакруа в городе не было, значит, за ней больше не охотились. С тех пор она посещала Такет – и Марка заодно – намного чаще.

А я занималась подготовкой к зиме. Выкопала погреб, заготовила дров, даже коптильню почти достроила, только крыша осталась. Однако еды нам не хватало. Дичь в ловушки не попадалась, а пуль для ружья у меня не было. Похолодало, и к нам потихоньку начал подкрадываться голод. Снег уже сползал с гор, и когда мы просыпались, окна были затянуты морозными рисунками.

Пенелопа позволяла Марку провожать ее до полдороги и нести мешок, но как только они трогательно расставались под искореженным дубом, я хватала мешок и тащила его вторую часть пути до дома. Картошка, морковка, иногда даже капуста. Люди в Такете загодя готовились к зиме и забивали кладовки припасами, которыми просто так делиться не хотели. Наша банка с золотом быстро пустела, зато мы обзавелись патронами к ружью, кучей пластиковых пакетов с застежками, отличной удочкой и рыбацкой сетью.

Пенелопа сказала, что мои портреты унесло ветром, или их сорвали люди, которым надоела моя мерзкая рожа, а новые никто вешать не стал. Мое послание для Лайон исчезло.

– Смотри, я скоро наш погреб доверху заполню, – заявила Пенелопа с улыбкой, когда ей удалось раздобыть удочку.

– Поверю, когда не помру с голоду в середине зимы.

Как оказалось, толку от этой удочки было мало. Пенелопа вытягивала одну из десяти поклевок, да и то шла какая-то мелочь. Так, на один зуб. Целыми днями я слушала ее вопли – она то орала от радости, что рыба клюет, то ругалась последними словами, когда та срывалась с крючка.