Есть несколько способов ответить на это возражение или обойти его. Во-первых, пренебречь законом и сказать: «Ну, что же, тем хуже для закона, раз он не выдерживает очевидных фактов». Но почему-то в литературе такого хода нет или его можно встретить очень редко. Другой способ состоит в том, чтобы ввести особую форму энергии — «психическую энергию».

Наконец, третий, наиболее распространенный, способ состоит в отказе от полного отождествления психического и идеального. Согласно этой точке зрения, следует различать два плана анализа: онтологический и гносеологический. Онтологический план — это план бытия, объективного существования. Гносеологический план — план познания, отражения.

Если имеется объективно существующий предмет и его сознательный образ, то с гносеологической точки зрения этот образ — идеальная сущность: ведь в человеческой голове нет второго материального предмета, а есть лишь отражение первого, объективно существующего. Однако с онтологической точки зрения образ — это материальный процесс, т. е. процесс в мозговом веществе. Таким образом, во всех случаях, когда налицо влияние тела на психику и психики на тело, происходит взаимодействие не материального с идеальным, а материального с материальным же.

Так, мое намерение поднять руку есть факт сознания и в то же время мозговой физиологический процесс. Этот процесс может, если я окончательно решусь поднять и опустить на кого-то руку, перейти в моторные центры, затем в мышцы и выразиться в физическом действии. Но, может быть, нравственные соображения заставят меня воздержаться от этого действия. Нравственные соображения — это тоже материальный мозговой процесс, который вступил во взаимодействие с первым и затормозил его.

Аналогичное рассуждение можно провести для любого психосоматического явления. Итак, с трудностями принципа психофизиологического взаимодействия мы обходимся относительно просто, заменяя его принципом материальных взаимодействий.

Казалось бы, проблема решена! Но почему-то она продолжает беспокоить. Беспокойство это можно выразить следующим рассуждением. Допустим, все процессы материальны, но они все равно выступают в двух резко разных качествах, или формах: в субъективной (прежде всего в виде явлений, или фактов, сознания) и в объективной (в виде биохимических, электрических и других процессов в мозговом веществе).

Все равно существует два рода явлений, или два непрерывных потока: поток сознания и поток физиологических процессов. Как же соотносятся эти «потоки» между собой? Возобновив, таким образом, основной вопрос и имея в виду все высказанные выше соображения, вы, по-видимому, ответите более осторожно. Вы теперь не будете утверждать, что процессы из одного ряда переходят в другой ряд. Скорее, вы будете готовы сказать, что процессы в обоих рядах соответствуют друг другу.

Так вы сделаете шаг в направлении второго классического решения — психофизического параллелизма.

Вообще говоря, параллелистических решений существует несколько. Они различаются по некоторым, иногда важным, но все-таки дополнительным утверждениям.

Так, дуалистический параллелизм исходит из признания самостоятельной сущности духовного и материального начал. Монистический параллелизм видит в психических и физиологических процессах две стороны одного процесса.

Главное же, что объединяет все эти решения — это утверждение, что психические и физиологические процессы протекают параллельно и независимо друг от друга. То, что происходит в сознании, соответствует, но не зависит от того, что происходит в мозговом веществе, и, наоборот, процессы в мозге соответствуют, но не зависят от того, что происходит в сознании.

Нужно понять глубокие основания для этого главного «параллелистического» утверждения. Ведь пока что нет ни одного факта или соображения, которые хотя бы на шаг приблизили нас к пониманию того, как физиологический процесс превращается в факт сознания. Больше того, по словам одного из современных психологов, наука до сих пор не видит не только решения этого вопроса, но даже подступов к этому решению.

А если невозможно представить себе процесс перехода одного состояния (события) в другое, то как можно говорить об их взаимодействии?

Может быть, самым правильным будет утверждение параллельного протекания и независимого соответствия указанных процессов?

Но сразу же вслед за принятием такой, казалось бы, вполне приемлемой и обоснованной точки зрения начинаются недоумения и неприятности.

Главное из них состоит в отрицании функции психики.

Рассуждение здесь идет примерно следующим образом.

Имеется материальный мозговой процесс. Он чаще всего запускается толчком извне: внешняя энергия (световые лучи, звуковые волны, механические воздействия) трансформируется в физиологический процесс, который, преобразуясь в проводящих путях и центрах, облекается в форму реакций, действий, поведенческих актов. Наряду с ним, никак не влияя на него, развертываются события в плане сознания — образы, желания, намерения. Но материальному процессу, так сказать, все равно, существуют эти субъективные явления или нет. Независимо от существования и содержания плана сознания физиологический процесс идет своим ходом.

Психический процесс не может повлиять на физиологический, так же как, по образному сравнению В. Джемса, мелодия, льющаяся со струн арфы, не может повлиять на частоту их колебаний или как тень пешехода — на скорость его движения. Психика — это эпифеномен, т. е. побочное явление, никак не влияющее на ход материального процесса.

Один из важнейших научно-практических или, точнее, научно-стратегических выводов из этого представления состоит в следующем. Если течение физиологических процессов не зависит от психических процессов, то всю жизнедеятельность человека можно описать средствами физиологии.

В прошлом эта точка зрения носила название теории автоматизма. В. Джемс иллюстрирует ее следующим примером.

«Согласно теории автоматизма, — пишет он, — если бы мы знали в совершенстве нервную систему Шекспира и абсолютно все условия окружавшей его среды, то мы могли бы показать, почему в известный период его жизни рука его исчертила какими-то неразборчивыми мелкими черными значками известное число листков, которые мы для краткости называем рукописью «Гамлета».

Мы могли бы объяснить причину каждой помарки и переделки: мы все бы это поняли, не предполагая при всем том в голове Шекспира решительно никакого сознания.

Подобным же образом теория автоматизма утверждает, что можно написать подробнейшую биографию тех 200 фунтов или около того тепловатой массы организованного вещества, которое называлось Мартин Лютер, не предполагая, что она когда-либо что-либо ощущала» (32, с. 203).

Таким образом, параллелистическое решение влечет за собой взгляд на психику как на эпифеномен, а этот взгляд, последовательно проведенный до конца, приводит к таким абсурдным утверждениям, будто можно понять творчество Шекспира, не предполагая у него вовсе каких-либо чувств, переживаний, мыслей, сознания вообще.