– Ага. Шерри, идем, и смотри никуда не вляпайся.

Маркус становится слева от меня, Адди – справа. Я беру ее за здоровую руку, переплетая наши пальцы.

– Дилан, – говорит отец.

Я слишком сильно вцепляюсь Адди в руку, но отпустить ее не могу. Как часто мне представлялся этот миг! Я воображал, что скажу отцу: «Смотри, я и без тебя прекрасно живу! Мог быть и подобрее к сыну хоть раз. Кстати, ты ужасно обошелся с Люком, никогда тебе этого не прощу».

Но сейчас страх сильнее. Если честно, не так уж и прекрасно я без отца живу – по крайней мере, по его меркам. До сих пор учусь в магистратуре, на банковском счету небольшой, но заметный долг, девушки нет, хотя есть надежда, что любимая сможет меня простить. Для него я наверняка потерявшийся мальчишка: безвольный, блуждающий по жизни и ничего не добившийся.

– Кто это? – спрашивает он, кивая на Адди.

– Это Адди, – отвечаю я срывающимся голосом.

Адди на секунду отпускает мою ладонь, чтобы пожать отцу руку. Он бесцеремонно оглядывает ее с головы до ног, и в его глазах читается столь явное неодобрение, что я закипаю от уже хорошо знакомой ярости.

– Наслышан. Приняла его обратно, да? – Он переводит взгляд на Маркуса и усмехается. – Джоэл мне сказал, что вы с Диланом разругались. Выходит, и ты его принял обратно?

– Не совсем так, Майлз, – вежливо поправляет Маркус.

– Нет? – вскидывает брови отец.

– Нет. Мы не разругались, мы…

– Следы драки? – перебивает отец, заметив синяки Маркуса. – Хотя нет, Дилан на такое неспособен.

Ладонь Адди снова скользит в мою.

– Может быть, вы заткнетесь и дадите мне договорить? – перебивает Маркус.

Наступает изумленное молчание. Я смотрю на Маркуса, ожидая увидеть, что его настроение изменилось с обычной иррациональной скоростью, но это не так, он не сердится…

– Твой отец должен знать, что ты за человек, Дилан.

Маркус редко бывает серьезным. Никогда не поймешь, шутит он, издевается или только играет роль, которая через минуту ему надоест. Но когда его действительно что-то волнует, он перестает лениво тянуть слова. Вот как сейчас.

– Я ужасно поступил с Диланом, разрушил лучшее в его жизни, и все равно он не поставил на мне крест. – Маркус не моргая смотрит на отца. – Дилан ясно дал мне понять: чтобы заслужить его дружбу, нужно исправиться. И попросить прощения.

– Маркус…

– И я прошу. Прости меня, Дилан.

– Что за драма… – ворчит отец.

В глазах Маркуса блестят слезы. Делаю к нему шаг, но друг отстраняется – он еще не договорил.

– Просто чудо, что Дилан вырос таким в вашем доме. – Маркус решительно встречает взгляд отца, ничем не выдавая своего страха. – Знаете, как сложно стать хорошим человеком, когда в тебя не верят?

– Маркус… – предупреждающе начинает отец, и от его тона у меня по спине бегут мурашки.

– Знаю, что вы хотите сказать. – Маркус проводит рукой по лицу. – Ну и к черту вашу работу! Найду другую. Не хочу иметь с вами никаких дел, пока вы так смотрите на Дилана. Пока относитесь к Люку, как к пустому месту. Господи, какой же вы жалкий, твердолобый сноб.

Отец багровеет от гнева, и паника сжимает мне горло. Он делает шаг в сторону Маркуса. Тот не отступает, только смеется.

– В общем, – говорит он отцу, – я вас оставляю. Пока познакомьтесь с Адди. – Маркус пристально смотрит на Адди. Заметно, что он очень устал, однако огонь в его глазах не потух, в них по-прежнему светится неугасаемая энергия. – Она куда лучше нас с вами. Дилану с ней очень повезло.

Адди

Не знаю, куда себя деть. На глаза наворачиваются слезы. Дилан до боли сжимает мою ладонь, а Маркус уходит, ссутулив плечи. «Она куда лучше нас с вами».

Два года я припоминала все гадости, что говорил Маркус. Что я не подхожу Дилану. Что я угроза, бомба замедленного действия. Это отравляло мне жизнь еще до того, как Этьен решил меня добить. Сейчас я понимаю, что Маркус был по-своему прав. Я сотню раз могла ранить Дилана и даже была в шаге от этого, но что-то останавливало в последнюю минуту. Когда мы все только познакомились, я легко могла стать девушкой, выбравшей Маркуса. Девушкой, поддавшейся Этьену.

Но теперь я знаю, кто я. Теперь я другая: крепко держу Дилана за руку, сверху вниз смотрю на его отца, с которым он всегда боялся меня познакомить, на человека, чье презрение к нам двоим написано в каждой черточке его лица.

– Что ж, – говорю я Майлзу Эбботу, – вряд ли мы будем часто видеться, разве что вы прислушаетесь к Маркусу и попросите у сына прощения. Приятно было познакомиться. Точнее, присутствовать при вашем унижении. – Улыбаюсь ему. – Пойдем, Дилан, нам еще нужно найти нашего разрушителя свадьбы.

Дилана трясет, пока мы ищем комнату невесты. Сначала он пытается дозвониться до Люка, но тот не берет трубку.

– Ты как? – тревожусь я, не отпуская его руки. – Все получилось! Ты поставил его на место. И ты свободен.

– Я даже ничего не сказал.

– И не надо было. В молчании тоже есть сила. Он-то думал, ты пойдешь к нему с протянутой рукой. Мы с Маркусом тебя прикроем. А в следующий раз скажешь что-нибудь, если захочешь. Может, у вас все наладится, вот как между тобой и Маркусом.

Дилан устало прислоняется к стене и наконец-то ослабляет хватку, отпуская мою ладонь.

– Тебя это беспокоит? – тихо спрашивает он. – Ну, что я вновь впустил Маркуса в свою жизнь после всего, что он сделал?

Слишком сложный вопрос, так просто не отмахнешься, хотя поначалу и хочется отшутиться.

– Расскажи, что было дальше. После Этьена… – прошу я.

Дилан тянется ко мне.

– Можно?

В огромном коридоре замка с высоким арочным потолком и розовыми стенами весь мир внезапно кажется маленьким, словно из людей остались только мы с Диланом. Он обнимает меня и прижимается щекой к макушке. Счастье разливается повсюду, где он меня касается – по голове, по груди, по животу.

– Когда я от тебя ушел, то очень долго не мог встать с кровати.

Я хочу отстраниться, чтобы посмотреть Дилану в глаза, но он так крепко меня держит, что я сдаюсь, обняв его здоровой рукой.

– Депрессия. Маркус отвел меня к доктору, и тот поставил диагноз.

– Она и раньше у тебя была. До нашей встречи. И когда ты путешествовал. А иногда накатывала, когда мы были вместе, правда?

– Я не думал, что ты…

– Я всегда замечала, только… Не знаю, наверное, боялась с тобой поговорить.

– Чего