– У меня страх высоты, Джей-Ар. Я не могу подойти ближе.

Она рассмеялась:

– Ну, Тарзан, тогда ты попал. Мы будем на высоте 200 миль.

Мы продолжали свою болтовню, пытаясь не замечать, как стучат наши сердца. Затем мне объявили двухминутную готовность к посадке в корабль и фиксации в кресле. Я обнял Джудит:

– Удачи, Джей-Ар. Увидимся в космосе. – Поскольку Джудит, в отличие от меня, должна была сидеть в кресле на средней палубе, я не мог ее увидеть до отсечки маршевых двигателей. Я обнял ее в первый раз и поразился, какая она маленькая.

– Принято, Тарзан. – Джудит сжала меня в ответном объятии, и мы расстались.

Я отлучился в туалет, чтобы попробовать пописать еще раз. В унитазе плавали нечистоты и туалетная бумага. Канализацию отключили несколькими часами раньше в соответствии с графиком подготовки. Рабочим же не оставалось ничего иного, как продолжать пользоваться туалетом. Я добавил немного своей мочи в общее месиво, присоединил вновь устройство UCD и прошел в белую комнату.

Посадочная команда быстро надела на меня космическое снаряжение. Мы пожали друг другу руки, я встал на колени и прополз в люк. В кабине было холодно, как в морозильнике. Я подумал, что от холода критическая часть моего тела съежится еще сильнее, и, если кондом от мочеприемника останется на месте, это будет чудом.

Я стоял на временных мостках, защищающих задний пульт управления, и пытался залезть в кресло позади Майка Коутса. Когда мне это удалось, Джинни Александер из посадочной команды помогла мне с фиксацией пятиточечной привязной системы. Когда она работала у меня между ног, застегивая ремни, я подколол ее: «Даю весь день на эту операцию». Наверно, она слышала эту шутку раз сто. Джинни подключила кабель связи и аварийное дыхательное устройство, а затем прицепила мою карту контрольных проверок на тросик. Все должно было быть закреплено! Все, что упадет во время запуска, свалится на задний пульт, и до отсечки двигателей достать упавшее будет невозможно. Наконец она широко улыбнулась, похлопала меня по плечу и повернулась к Стиву Хаули, чтобы помочь и ему.

Я осмотрелся в кабине. Все казалось таким же, как и на бесчисленных тренировках, но только сияло новизной. «Дискавери» даже пах, как новый. Каждая стеклянная деталь сверкала. Не было потертостей на полу и вокруг наиболее используемых клавиш компьютера. Все панели были на местах, причем на своих местах, в то время как на тренажере в Центре Джонсона можно было увидеть перед собой органы управления «чужим» полезным грузом. Это была наша «птичка». Составленная для нашего полета программа гудела в ее мозгу. Нам предстояло управлять новехонькой, только что из шоурума, машиной.

До старта оставалось 90 минут. С каждой уходящей секундой мое сердце переключалось на следующую, еще более высокую передачу. Слава богу, к нам не были подключены биодатчики, это осталось в эпохе «Аполлонов». Мне было бы очень скверно, если бы кто-нибудь увидел мои показатели. Я представил себе, как д-р Джим Логан смотрит на них и говорит: «Должно быть, дефектный датчик. Ни одно сердце не может биться с такой скоростью, иначе оно разорвется».

Джинни закончила с привязными ремнями Хаули. Джуди и Чарли Уокера зафиксировали в креслах внизу, на средней палубе. Посадочная команда пожелала нам удачи, отключилась от интеркома и ушла. Мы услышали, как закрывается люк. Еще через несколько мгновений у нас щелкнуло в ушах – кабина «Дискавери» была наддута. Началось ожидание.

Оно быстро переросло в агонию, физическую и психическую. Я ерзал внутри своего снаряжения, пытаясь восстановить циркуляцию крови там, где на тело что-нибудь давило. Несмотря на все мои усилия по обезвоживанию организма и неоднократное посещение туалета, мой мочевой пузырь быстро приблизился к точке разрыва. Каковы были шансы, что кондом мочеприемника все еще находится на месте? Он слишком долго был в контакте с моим телом, чтобы я мог ощущать его, и я был уверен, что после того, как я полз на четвереньках и всячески ерзал в кресле, не говоря уже о действии страха и холода, презерватив отделился от пениса. Если так, то при попытке мочеиспускания мой летный костюм промокнет. И я был уверен, что мочи будет много. Я живо вообразил, как она пропитывает мой комбинезон, капает с сиденья на задний пульт за моей спиной и приводит к короткому замыканию электроцепи. Моя «авария» станет темой сплетен на много десятилетий вперед. «Помните того парня, Маллейна? Он надул в штаны на стартовой площадке. Пришлось отложить старт, чтобы дать приборам просохнуть». Боже, да я лучше лопну! Я пытался терпеть, но вскоре понял, что это невозможно. Молясь о чуде – о том, что я все еще благополучно остаюсь в латексе, я решил попробовать. Но тут я быстро обнаружил, что помочиться, лежа на спине, нереально. Несмотря на то что желание было сильным, даже болезненным, я напрягал соответствующие мышцы, но ничего не происходило. Есть вещи, к которым вас не может подготовить даже лучшая в мире программа. В отчаянии я ослабил привязные ремни, чтобы немного повернуться на бок. Лишь в этом положении я смог наконец «открыть шлюзы». Через пару секунд я попытался притормозить, чтобы определить, нет ли утечки, но это было все равно что попытаться перекрыть Атлантический океан. Моча текла из меня, как вода из пожарного шланга. Я не почувствовал, чтобы стало мокро, так что чудо все-таки произошло. Презерватив оставался на месте. Я обмяк в восхитительном облегчении. Можно было подумать, что я уже вышел на орбиту.

В кабине было практически нечего делать. После проверки канала радиосвязи Центр управления пуском перешел к другим предстартовым операциям. Мы остались одни. Остальные также жаловались на состояние мочевого пузыря, и Джуди с Чарлзом подали голос с нижней палубы. Не хотел бы я быть на их месте. Перед ними не было ни приборов, ни окон. Им предстояло ехать на лифте, даже не зная, какой сейчас этаж. Джуди напомнила нам, что не хочет слышать никаких предложений со словом «это» – «Ты видел это?» или «Что это было?». Мы все засмеялись. Когда ты слеп по отношению к любому «этому», о котором идет речь, слышать подобные восклицания было бы не очень приятно.

Мы умолкли и просто слушали переговоры в Центре управления пуском. Когда мы услышали позывной офицера безопасности полигона, в интеркоме прозвучали шутливые комментарии – мы хотели скрыть страх, который вызывала у нас его зловещая функция. Этот офицер должен был взорвать «Дискавери» в небе, если бы корабль отклонился от курса. В момент, когда офицер безопасности передаст системе аварийного прекращения полета команду на взвод, на приборной панели у Хэнка должна загореться красная лампочка, предупредительный сигнал. Интересно, какой больной на всю голову инженер решил, что от этого будет какая-либо польза?

С каждой минутой напряжение в кабине росло. А потом мы услышали это проклятое слово «проблема». На отметке T-32 минуты была обнаружена проблема с запасным управляющим компьютером (Backup Flight System – BFS). Руководитель пуска сообщил нам, что он остановит предстартовый отсчет на отметке T-20 минут, как и планировалось, и будет ждать, пока эксперты разберутся в ситуации. Полетные правила однозначно запрещали старт, если запасной компьютер не работает должным образом. Учитывая, какой эмоциональный капитал мы вложили в полет к этой минуте, сама мысль о том, чтобы вылезти из кабины и повторить всю последовательность процедур на следующий день, причиняла почти физическую боль. Мы все молились, чтобы эта чертова цепь восстановилась{25}. Однако Господь не услышал нас. После нескольких минут поиска причин неисправности Центр управления сообщил: «"Дискавери", мы собираемся вытащить вас и попробовать снова завтра».