Все наши мысли были об ускорителях. Мы были в нескольких секундах от их включения. Если они зажгутся сейчас, то мы мертвы. Развивая тягу свыше 2700 тонн, они с легкостью сорвут систему со стартовых креплений и в процессе разрушат корабль.

Центр управления пуском быстро диагностировал ситуацию. «Аварийное прекращение запуска RSLS»[119]. Компьютеры «Дискавери» обнаружили неисправность и остановили запуск. Но что же пошло не так? Разрушился турбонасос? Или взорвался двигатель? Горячие обломки разлетелись по всему двигательному отсеку? Мы лежали на 2000 тонн взрывчатки и не знали, что произошло в 30 метрах у нас за спиной.

И точно так же не знали этого наши семьи. Потом мне рассказали, как выглядела отмена запуска с крыши Центра управления пуском. Плотная летняя дымка затуманивала вид стартовой площадки. В момент включения двигателей яркая вспышка пронзила эту дымку и была очень похожа на взрыв. Пока эта мысль проникала в сознание наших близких, дошел звук запуска двигателей – короткий рев. Он отразился от стены здания сборки системы – и все стихло. Донна была уверена, что видела и слышала взрыв. К счастью, астронавты эскорта были рядом и успокоили ее, объяснив, что прошла отмена старта. Не сомневаюсь, что в душе они не слишком-то верили в то, что говорили. Отмена запуска при включении двигателей случилась впервые.

Донна рухнула в кресло и зарыдала. Эми, наша старшая дочь, сделала то же самое. Их убивала мысль о том, что все это придется повторить еще раз. Эми крикнула: «Ну почему нельзя просто долить бензина и запустить его прямо сейчас?!» Мысль о том, что придется опять залезать на крышу LCC и вынести еще одну пытку предстартовым отсчетом привела ее в ярость.

У нас в кабине события принимали скверный оборот. Центр управления сообщил об огне на старте и активировал систему пожаротушения. По окнам кабины потекли струи воды. Что, черт возьми, происходит?

Посреди этого ужаса я бросил взгляд на Стива Хаули. Он смотрел на меня глазами, огромными, как блюдца. Я знал, что мое лицо выглядит точно так же – будто я смотрелся в зеркало. Он сказал: «Я думал, мы окажемся повыше в момент отключения двигателей». Мне захотелось ударить сукина сына. Я хотел прокричать: «Это не смешно, Хаули!» Подумать только, шестью годами раньше я сомневался в мужестве постдоков. У некоторых из них, включая Хаули, были стальные яйца!

Хэнк приказал всем освободиться от привязных систем и быть готовыми к экстренной эвакуации из кабины. Если мы решим уходить, нам придется пробежать по стреле доступа на другую сторону платформы и прыгнуть в спасательные люльки. Всего за 30 секунд они унесут нас на четверть мили от старта. Мы сможем затем подождать решения проблемы в подземном бункере – если, конечно, успеем туда попасть до того, как ракета взорвется.

Джуди подползла к иллюминатору бокового люка и доложила, что стрела доступа на корабль вновь подведена к борту и что система пожаротушения льет на нее воду. Огня она не видела.

– Генри, мне открывать люк?

Вопрос Джуди вызвал короткий обмен мнениями относительно того, следует эвакуироваться из корабля или нет. Переговоры в Центре управления казались спокойными, возвращая нам надежду, что все под контролем. Впрочем, оба центра управления, в Хьюстоне и на мысе Канаверал, всегда выглядели так, будто все под контролем. В том-то и заключалась их работа, чтобы хладнокровно смотреть на экраны с компьютерными данными и бесстрастно принимать решения. Могли ли они оставаться спокойными, когда их творение прекращает существование? У меня не было сомнений. Слова «Аварийное прекращение запуска RSLS» на языке инженеров могли означать «Тысяча чертей! Спасайся кто может! Корабль сейчас взорвется!» Нет, меня спокойствие Центра не утешало.

– Люк не открывать, Джуди.

Хэнк решил, что мы будем сидеть. Возможно, это решение спасло нам жизнь. Впоследствии анализ показал, что пожар возник из-за утечки остатков водорода из двигателей и воспламенения горючего материала на стартовой платформе. Огонь мог доставать до кабины, но, поскольку при горении водорода пламя бесцветное, мы бы его не увидели. Открыв люк, мы могли шагнуть прямо в огонь.

Время шло, и становилось все более очевидно, что непосредственной опасности для нас нет. Мы решили ждать, пока посадочная команда откроет люк. Мои мысли были чернее космоса. Худший из кошмаров стал реальностью: я все еще оставался астронавтом только номинально. И как долго это будет тянуться? Было ясно, что ждать следующей попытки запуска скоро не приходится. Затаившись в своем аду, я воображал самые страшные картины. Я подумал, что проблемы с двигателем могут быть очень серьезны. Корабль не будет летать много месяцев, а то и лет, пока двигатели не будут переделаны и испытаны вновь. Поменяется график полетов. Наш экипаж отправят в конец очереди, а то и вовсе расформируют. Три секунды отделяло меня от осуществления мечты всей жизни, и она ускользнула из рук. Надолго? На недели? На месяцы? Навсегда?

Мы выходили из корабля под дождем системы пожаротушения. Платформа была вся в воде, которая капала с каждого мостка, трубы и раскоса. Мы сразу же промокли. Очень пострадала прическа Джуди. Она выглядела как мокрая кошка.

В автобусе мы сидели в мокрых насквозь костюмах, дрожа под струями холода из кондиционера. Это устройство, казалось, имеет только две настройки: «холодно» и «дьявольски холодно». Физические страдания вполне соответствовали облаку депрессии, окутывающему нас. Не я один упражнял свой ум вопросом о том, насколько мы облажались.

Жены и дети ожидали нас в гостинице, чтобы обнять в слезах. «Папа, мы думали, что вы взорвались!» Пэт тут же поделился со мной теми секундами ужаса, который они пережили на крыше Центра.

На пресс-конференции мы врали о том, что испытали на самом деле. Хэнк взял на себя большую часть вопросов и отвечал в стиле «Парней что надо!»: «А, фигня, мэм. Ничего особенного». Он рассказывал, как мы отрабатывали подобные вещи, и насколько были уверены в правильности реакции Центра на прекращение пуска, и еще о том, что мы ни секунды не сомневались в нашей безопасности. Я же думал о том, точно ли я не обделался.

Нас выпустили из карантина и позволили вернуться к семьям. Как и следовало ожидать, новая попытка запуска не планировалась до тех пор, пока проблема с двигателем не будет выявлена и исправлена. Программа Space Shuttle, взвизгнув тормозами, остановилась на неопределенное время.

Донна, дети и я вернулись домой, где началось шумное празднование. Хотя мои дядья и тетки, двоюродные братья и сестры были обескуражены отменой пуска, у них все же был повод хорошо провести время. Солнце сияло, спиртное лилось рекой. У нас получилась семейная встреча во Флориде. Все они были в отпуске и могли «оттянуться». Отмена полета объединила всю семью – если бы я стартовал, родственники не увидели бы меня здесь. Поэтому они завалили меня вопросами и просьбами сфотографироваться и дать автограф. Их энтузиазм был понятен – большинство из них не видели меня с тех пор, как я стал астронавтом.