– Что ж тут благородного, великий княже Святослав Всеволодович? Я понимаю, что при таком отступлении уйти удалось бы не всем. Половцы, отправленные в погоню, действительно могли захватить в плен или убить некоторых отставших. Однако какие тогда могли быть потери? Ну, сотня, пусть даже две или три. Простите меня, однако это же не полторы тысячи пленных (со всеми князьями!) да ещё больше убитых – эти горы костей неплохо бы вам своими глазами увидеть!

– Может быть, и увидим мы, – великий князь Святослав произнес это, уставившись на ковёр. – Кончак напрасно думает, что мы не отомстим. Вот будет съезд, и договоримся на следующую весну. Потреплем поганых так, что не рады будут своей победе. Слава богу, хоть Владимир Глебович оправился, говорят, от ран.

– Не забывай, сват, что сей суздальский хоробр для нас с тобою сейчас единственный соперник. Чем чаще Владимир Глебович будет бить половцев, хоть и в составе нашего общего войска, тем ближе окажется к золотому киевскому столу… Впрочем, боярину эти подробности скучны. Ты ведь ещё не закончил, боярин?

– Нет, великий княже. И вот просыпается полководец – и видит, что его войско со всех сторон окружено противником. Свидетели поведали, что половцы стояли вокруг, словно леса, за ночь выросшие. Кто говорит, двадцатикратное было превосходство у поганых, кто, что и посчитать было невозможно – ведь вся Половецкая земля собралась на Игорево войско! А половцы стоят, хотя могли сиверян, между кострами снующих, раздавить, ударив со всех сторон копейщиками, а ещё для них безопаснее – засыпать стрелами. Между тем, они стоят, не нападают. Ладно уж, оказался Игорь в таком сложном положении. Как ему следовало поступить тогда? Александр Македонский, тот умел и с малой дружиной гнать бесчисленное войско персов, вот только наш князь Игорь далеко не Александр Македонский и даже не славный хоробр Илья Муравлении, которому достаточно было бы схватить одного половца за ногу да им же перебить всех остальных.

– Да ясно, как поступить, – начать переговоры, – заявил князь Рюрик. – Отправить к ним посла, навязать торг.

– Вот, вот, великий княже! Среди кыпчакских ханов много таких, что участвовали в русских усобицах, и им знакомы случаи, когда договариваются с более сильным противником, уступая город или даже удел или обещая выкуп.

– Ну, такого я не помню, чтобы откупаться от плена в чистом поле… К тому же он попытался договориться позже, а ханы отказались от переговоров и задержали посла, – напомнил великий князь Святослав.

– Конечно, отказались! После того отказались, как он дважды бросался в бой, пытаясь прорваться, и раздразнил их. Ему надо было, говорю, попытаться договориться раньше, однако он разозлился на Кончака, думая, что тот его обманул…

– А ударил всё-таки не на воинов Кончака, прикрывавших от него воду, а на Кзу! – засмеялся Рюрик. – Дружба есть дружба…

У Хотена промелькнула мысль, что великие князья что-то уж слишком легко воспринимают его слова. Неужели они приняли какое-то решение заранее? Тем не менее, он решил продолжать:

– Далее начинаются метания в кольце окружения, из которого половцы его так и не выпустили: то сиверцы прорываются с копейщиками впереди, то рубятся, сойдя с коней, то опять верхом – и всюду оставляет Игорь горы трупов своих дружинников. Меня возмущает не поражение Игоря (на войне всякое бывает), а то, что по его вине поражение перешло в избиение русичей. Я никак не мог понять, откуда такое количество убитых, неужели действительно нужно было биться до последнего дружинника и боярина, а уже потом сдаваться?

– Мёртвый дружинник – хоробр, его оплачут и воспоют, – проговорил Рюрик, не глядя на свата и сопровителя. – А дружинник в плену – хворый бедняга, его придётся выкупать.

– Не смей так говорить о моём племяннике!

– У меня другое объяснение, господа великие князья, и не думаю, чтобы оно для Игоря Святославича было бы намного более приятным. Сей полководец видел, что сдаваться всё одно придется, если не случится чуда, и у коней сиверян не вырастут вдруг крылья. Однако сдаваться, имея в потерях одного-двух ковуев, он считал позорным, а вот сдаться, когда большая часть войска полегла, это уже не позорно, это по-кляжески, благородно.

– Я не обижаюсь на тебя, безродный сыщик, что ты плохо думаешь о нас, Рюриковичах, – помолчал тут великий князь Святослав и вдруг криво усмехнулся. – Я, быть может, и сам о нас не лучше думаю. Но с чего ты взял, что всё, что князь делает, он делает с обдуманным намереньем? По мне, так просто не хотелось Игорю сдаваться – вот и всё!

– А мне всю дорогу, пока возвращались мы в Киев, не давала покоя загадка – для чего князь Игорь поскакал заворачивать полки? Ведь вы согласны, господа великие князья, что кочевников, уж если побежали они с поля битвы, ни за какие коврижки не вернуть в строй?

Великие князья кивнули. Рюрик сказал:

– Игорь мог одуреть совсем с недосыпа да от жажды, вот и всё объяснение.

Святослав только плечами пожал. Сыщик, в душе перекрестившись, продолжил напористо:

– А я думаю, что он нарочно дал себя пленить, чтобы выйти из боя раньше, чем его стяги падут и дружины сдадутся. И ему на руку оказалось, что брат его Буй-Тур впал в неистовство и сражался до конца, пока его не схватили. Игорь мог быть доволен: когда его стяг был брошен на землю, уже половина северского войска оказалась на том свете. Убей человек, хотя бы и Рюрикович, князь, в мирной жизни столько русских людей, сами понимаете, кем бы его надо назвать. А если это совершил полководец на войне? Я всё сказал, а вам, господа великие князья, решать.

Хотен тяжело поднялся со скамьи и поклонился.

Великие князья обменялись взглядами, и Рюрик сказал:

– Мы благодарим тебя за труд твой, Хотен Незамайкович. Куны свои получи сегодня же у казначея. На Петра и Павла после обедни приходи в сей терем, к свату моему Святославу Всеволодовичу, на княжий съезд. Тебе будет любопытно послушать, как дело Игоря Святославовича свершится, да и повеселишься потом заодно.

Хотя празднование свадьбы, по настоянию Прилепы, было отложено на осень, чтобы как у добрых людей, счастливая жёнка всем своим подружкам показывала венчальную память, и постепенно Хотен стал чувствовать себя снова, как и без малого тридцать лет тому назад, женатым человеком, а теперь и с многочисленным законным потомством. Счастливее ли и веселее ли ему теперь стало, это уже другой вопрос, а что спокойнее и увереннее, так это уж точно.

На Петра и Павла, после обедни новоявленный молодожён, принарядившись сколь возможно и нацепив даже золотые рыцарские шпоры, поехал в Святославов терем на Ярославовом дворе. Оставив коня у коновязи на попечение Сновида, он остановился на мгновение перед расписной лестницей Святославова терема и подумал, что, сложись судьба его по-иному, могла бы сейчас стоять здесь рядом с ним разряженная и по-прежнему блистающая поздней женскою красой боярская дочь Несмеяна. Хоть и трижды законная его жена, смуглая умница Прилепа не имела на это права. Разгадывать самые сложные загадки, проникать в тайны, хоть бы и княжеские, – это ей дозволяется, да только не сплетничать с боярынями за сладким вином в особливой палате княжеского терема. Тут же невольно припомнились Хотену все известные ему любовники неукротимой игуменьи Алимпии, и он, хмыкнув, почесал в затылке.