– Расскажите суду о своих впечатлениях от визитов, – сказал Крескин.

– Что ж тут говорить? Мой сын и кормил деток, и купал, и спать укладывал. Мамаша-то их до самого темна дома не появлялась. А как придет заморенная такая, лютая, и все хвасталась про работу в банке. Бывало, ребя­тишек и огреет чем…

Упираясь ладонями в стол, Джада медленно выпрями­лась, но Майкл удержал ее на месте, а Энджи наклонилась к ней и зашептала на ухо:

– Не волнуйся. Мы докажем ее несостоятельность как свидетеля. Уличим во лжи, и ее показания будут отозваны. Не волнуйся.

Только благодаря этому обещанию Джаде удалось спо­койно выслушать еще несколько столь же лживых ответов. Затем Крескин поинтересовался состоянием детей в ту ночь, когда Клинтон увез их из дому.

– О-о-о! – всхлипнула свидетельница. – Жальче не бывает!

– Уточните. Вам было их жалко, потому что они скуча­ли по маме?

– Нет, жальче не бывает, чем ихнее состо… состояние. Внучка старшенькая гребешок, наверное, не видала цель­ную неделю. Грязные были – ужасть. Одежа грязная, сами чумазые… Клинтон их в три часа ночи привез, потому что она… – миссис Джексон взглянула на невестку, —…еще не вернулась от этих… наркоманов с ихней улицы.

Энджи поднялась из-за стола:

– Протестую, ваша честь!

Джада опустила голову, чтобы скрыть от всех, какую боль причиняет ей эта бессовестная ложь.

– Протест отклонен. Продолжайте, – сказал судья. Глаза миссис Джексон внезапно налились слезами, и она извлекла из сумочки носовой платок. Белоснежный и наглаженный. Уж кто-кто, а Джада точно знала, что у све­крови и белье-то нижнее подобной чистотой никогда не отличалось, а тут на тебе – платок!

– Внучки мои были уставшие, чумазые, аж синие с го­лодухи-то. А она…

– Кто – она? – уточнил Крескин.

– Джада Джексон. Она даже не позвонила, чтоб уз­нать, где ее ребятишки. Мыслимое ли дело? У меня дома есть телефонный ответчик, там все записано. Она не зво­нила.

«Вранье!– написала Джада в блокноте Энджи. – Я зво­нила всю ночь. Они не брали трубку».

– Не волнуйся, – повторила Энджи шепотом. – На перекрестном допросе она у нас попляшет. Мы кое-что припасли.

Энджи вышла из-за стола и одернула пиджак. Пере­крестные допросы она проводила всего пару раз, а потому нервничала, но постаралась сразу взять доверительный тон. Агрессия по отношению к столь милой пожилой леди могла только навредить.

– Миссис Джексон, я понимаю, как вам сейчас тяже­ло, но мне необходимо задать вам еще несколько вопро­сов, – начала Энджи. – Если я правильно поняла, вы ска­зали, что, когда мистер Джексон появился ночью в вашем доме, дети были в плачевном состоянии?

– О да, да! – Свекровь Джады с энтузиазмом закива­ла. – Такие были чумазые, такие чумазые, особливо ма­лютка.

– И одежда на них тоже была грязной? Еще один кивок.

– Но разве вы не свидетельствовали здесь и сейчас, что ваш сын полностью взял на себя уход за детьми? Если вы сказали правду, то дети никак не могли и не должны были быть грязными и голодными. Разве что ваш сын на самом деле совсем не занимался детьми. Итак – где же истина? Крескин вскочил со стула:

– Протест, ваша честь! Мисс Ромаззано давит на сви­детельницу!

– Протест отклонен, но я делаю вам замечание, совет­ник, – бросил Снид Энджи.

– Если дети были голодными и грязными, почему ваш сын не накормил их и не вымыл? – продолжала Энджи.

– Так он… это… занят был. Работу присматривал. Может, потому все для них сделать и не успевал.

– Понятно. И как давно Клинтон Джексон искал ра­боту?

– Давно. Очень давно присматривал.

– А как долго он оставался безработным?

Глазки миссис Джексон забегали, словно она почувст­вовала подвох и выискивала лазейку из вот-вот готовой за­хлопнуться западни.

– Ну-у-у… он, бывало, то тут подзаработает, то там… А постоянной работы у него лет шесть не было.

Энджи едва удержалась от улыбки. Пора. Самое время выбросить козырную карту.

– Скажите, миссис Джексон, у вас были когда-нибудь проблемы с алкоголем? – В ожидании протеста она скоси­ла глаза на Крескина, но тот, как ни странно, остался на стуле.

– Нет!!! Это кто ж на меня такую напраслину воз­вел?! – возмутилась свекровь Джады.

Снид взглянул на Крескина:

– Вас устраивает подобный поворот дела, советник?

– Вполне, ваша честь. – На губах адвоката мелькнула загадочная улыбка. – Моей свидетельнице нечего скры­вать от суда.

– Что ж посмотрим, куда нас это приведет.

Снид бросил мимолетный взгляд на часы, и Энджи от­метила, что это уже не в первый раз. Тем не менее она не собиралась отпускать миссис Джексон с крючка. Зря, что ли, Центр потратил кругленькую сумму на частного детек­тива?

– Кажется… один раз, – свидетельница вытерла пла­точком пот со лба.

– То есть? Вам кажется, что вас арестовывали? Вы не знаете этого наверняка?

– Э-э-э… знаю. Было такое.

– Правда ли, что вас арестовали за недостойное пове­дение в общественном месте в состоянии алкогольного опьянения и сопротивление полиции?

– Да, – выдохнула миссис Джексон. Есть!

– Громче, будьте любезны, – приказал судья Снид до странности мягким тоном.

– Да, – повторила миссис Джексон, обращаясь лично к нему. – Только давно это было, ваша честь. И всего один разочек, ей-богу.

– Боюсь, это не единичный случай, – возразила Энджи. – У нас имеются доказательства того, что вы дважды получали повестки в суд за управление автомобилем в нетрезвом состоянии. Это правда?

– Да, – с тяжким вздохом подтвердила миссис Джек­сон. – Ваша правда. Ничего не поделаешь, пила я. Знала, что плохо это, только остановиться не могла.

Ну, вот и все. Можно не продолжать, с миссис Джексон как со свидетельницей покончено.

– Но я уже четыре года в рот не беру, ей-богу, ни капе­люшечки! Господь меня наставил.

Она сама загнала себя в тупик. Нанятый Центром част­ный детектив проделал отличную работу, так что у Энджи был припасен козырной туз.

– Почему в таком случае в апреле и мае сего года, на встречах Общества анонимных алкоголиков при баптист­ской церкви на Ривер-стрит вы в присутствии десятков свидетелей признавались в рецидиве… своего заболева­ния? – Энджи в упор смотрела на вытянувшееся, посерев­шее лицо миссис Джексон. Ей даже стало жалко ее.

– Мисс Ромаззано! – неожиданно и резко подал голос судья Снид. – Как по-вашему, почему в названиях этих обществ имеется слово «анонимных»? Именно потому, что все, происходящее за их стенами, является закрытой ин­формацией. Я запрещаю вам пользоваться сведениями, до­бытыми столь неправедным путем. Это низко и по отно­шению к людям, которые пытаются вернуться в общество, и по отношению к суду. Перекрестный допрос окончен. – Он сверился с часами. – Объявляю перерыв на четверть часа. Слушания продолжатся ровно в десять. – Всем встать! – гаркнул пристав.