Супермен выдернул оставшуюся еще внутри девочки головку и медленно провел языком по пахнущей резиной, мокрой ее письке… «Нет! Нет!» — с ужасом вздернулась девочка… Ясно было, что сегодня она уже ничего не сможет, что любое прикосновение к ее щелке сжигает ее нервы… «Ну что же, — подумал Генрих, — у нее останутся обо мне глубокие воспоминания. Ведь и такой член — тоже я…»

Когда он убирал член с постели, чтобы свободно растянуться рядом со все еще корчившимся и дергающимся телом девочки, Супермен вдруг обнаружил, что та часть дилда, которая побывала внутри нее, вся покрыта белой пленкой слизи — не то его, не то Алискина сперма, а может быть, смесь обеих жидкостей…

Через полчаса его опять вырвало.

64

Рано-рано утром Генрих, очнувшись, посветил крошечным фонариком, предназначенным для освещения замочной скважины (фонарик подарила ему Алис), на циферблат часов. Было пять.

Во всю длинную январскую ночь Супермену удалось лишь несколько раз провалиться в неглубокую дремоту. Надолго ли, он не знал, очевидно, всякий раз на полчаса. На несколько минут? Супермен осторожно перевернулся с левого бока на спину.

— Что? Уже пора? — очнулась и подкатилась к нему девчонка с противоположной стороны кровати.

— Спи, только пять утра, — Генрих вдруг почувствовал, как на его члене уютно поместилось девичье колено. Супермен часто высмеивал Алискины коленки и называл их жирными. При общей худобе Алискиных ног колени действительно окружало мяско. Колено потерлось о пах Супермена.

Генрих прислушался к колену. Оно было горячим, накалившимся под несколькими одеялами отеля «Иль де Франс». Еще час, и Генрих и девчонка встанут и начнут собираться. А через четыре часа тридцать минут Супермен, кутаясь в свой trench-coat[123]— ему теперь всегда было холодно, — останется один в залах аэропорта Шарль де Голль. Как будто никакой Алиски никогда и не было в мире и в Париже.

Воспаленный прикосновением коленки, член Генриха чуть привстал. Пошарив рукой в темноте, Генрих протянул руку за девчонку и нащупал ее голую попку. Попка тоже была горячей. Генрих подумал, лаская девчонкины полушария, что его должен бы был, по всем правилам, посетить сейчас ужас при одной только мысли о вечной разлуке. Ужас от жалости к себе, Генриху уходящему, и ужас от зависти к остающейся еще на земле Алис. Но ужас не появился. Вместо ужаса пришло желание. Слабое, очень болезненное желание в последний раз вставить свой член в девчонку и, потеревшись в ее дырочке, получить последний оргазм. Еще раз сказать: она моя, моя, моя, оставить в девчонке свое семя.

Генрих осторожно перевернул девочку на спину и лег на нее, придавливая девчонку к постели всем весом нижней половины своего тела. Проскользнув без особого труда в Алиску, он нашел в ней знойные страны. Член Генриха как бы маленьким мальчиком после долгих странствий по холодным и неуютным землям наконец вернулся в его Алиску и теперь был там, лихорадочно дыша и дергаясь. И четырнадцатилетняя девчонка, еще сонно дыша, приняла в себя сына земли Генриха Супермена, хорошо, горячо и сладко приняла, подаваясь вперед животом к Генриху и обхватив его ногами…

С ликующей жалостью к себе уже через несколько минут Супермен задергался толчками в Алиске и кончил, подвывая ей в ухо, странно слабым, удивившим его самого детским голосом. Может быть, в этот последний оргазм его жизни Супермен перестал быть мужчиной и Суперменом и опять стал ребенком? Кто знает, может быть, уходя, мы становимся такими же, какими в свое время пришли в мир — беспомощными детьми опять, чувствуя возле себя дыхание вечности, которая и отпустила-то нас всего на мгновение. Погулять?

В шесть они встали и грустно занялись сборами Алиски в дорогу. Супермен старался запихнуть в единственный Алискин чемодан теплые свитеры, а Алис вынимала свитеры, отказывалась брать их на основании того, что Бразилия страна очень теплая. Зачем человеку свитеры в Бразилии? Супермен же думал о том, что в теплой стране, возможно, случаются холодные вечера…

Сорок пять тысяч американских долларов не назовешь, конечно, обычным багажом для девятнадцатилетней англичанки. Если Алиску спросят, где она взяла все эти деньги, что она скажет? Нашла их лежащими в бумажном кульке на Слойян-сквер?

Однако другого выхода перевезти с собой доллары не было. Посему Супермен только разделил деньги на несколько частей и распределил их равномерно: часть положил в Алискину сумку с косметикой, часть в чемодан, в мешочек среди нескольких пар трусиков и чулок девчонки. Судя по тому, как быстро и без проблем, в один заход дали Алиске в понедельник визу в бразильском консульстве в Париже, к туристам организованным, посещающим страну группами, очевидно, не очень приглядывались. Супермен надеялся, что девчонку не будут обыскивать на таможне.

Для того чтобы Алис произвела на таможенников лучшее из возможных впечатление, они купили ей шляпу. Черная шляпа скрывала короткие панк-волосы Алис и придавала ей ледиобразный вид. Почему-то и Супермен, и даже Алис были убеждены, что вид леди должен вызвать у таможенников уважение.

Когда Супермен, скрывая нервный озноб, усугубившийся тем, что в процессе сборов его опять вырвало, застегнул наконец клетчатый мягкий чемодан девчонки и надел плащ, было уже 7 часов 45 минут утра. Выключив свет, Супермен взглянул на улицу, где начинало светать и шаркали по мостовой подошвы первых прохожих. На улице было неуютно. Генрих опять включил свет.

— Присядем, — приказал он Алиске. — По русскому обычаю полагается присесть перед дорогой. На мгновение.

Молчаливая в это утро Алиска улыбнулась грустно. Может быть, она что-то чувствовала? Может быть. А если и нет, ей было нелегко расставаться с Суперменом, с которым она провела, почти не расставаясь, несколько месяцев. Супермен был ее компаньоном, учителем, любовником, папой, наконец, и другом. И… «ничто так не сближает мужчину и женщину, как совместно совершенное преступление», — вспомнил Генрих свои собственные слова. Даже если Алиска думала, что все будет хорошо и Супермен, улыбающийся и в белом костюме, уже через неделю будет бродить с ней по улицам Рио.

— Может, ты хочешь от меня избавиться, Супермен? Посылаешь меня подальше? — вдруг грустно спросила Алис, когда они уже выходили из номера в коридор отеля «Иль де Франс». Супермен нес чемодан Алиски, она — в черном пальто и новой, ужасно элегантной черной шляпке…

— Не будь подозрительной, — разозлился Супермен. Он ведь и правда не хотел избавиться от Алис — лучшего друга и любовницы, да-да, любовницы, как же еще можно было ее назвать, но Генрих должен был остаться один. Ему предстояло самое важное дело в жизни, в котором никто не может человеку помочь, самое серьезное дело, им занимаются в одиночку, а именно — смерть. Алиска не могла разделить с Суперменом его смерть. Не должна была…

Внизу не очень дружелюбный портье вызвал им такси и поинтересовался, отказываются ли они от своего номера. Нет, уезжает только дочь Элен, сам мсье еще на некоторое время остается в Париже… Да-да, номер его оплачен…