– На работе задержался, – хмуро ответил Алик, едва разгибая замерзшие руки.

– Кит уже давно дома.

– Кит – начальник, может себе позволить.

– Котлеты в холодильнике. Разогревай. Я уже сплю. У меня зачет завтра.

– Ага. Спи. Извини, что разбудил.

Котлеты Алик разогревать не стал. Он сидел на кухне и думал.

Хорошо, что в жизни появилась Лика. Как радуга, как разнообразие, как что-то яркое и необычное.

Алик улыбнулся.

Как хорошо и ясно она все сразу поставила на свои места – ни любви, ни ревности, ни обязательств. Как с ней легко! Он был прав: «лик» и «лик» – они похожи. Очень похожи друг на друга. И ему все это время не хватало ее легкости, ее невесомого ко всему отношения. Думать вредно. И анализировать вредно. Не нужно ничего анализировать, потому что, если начать сопоставлять, вряд ли на стороне этой легкости будет здравый смысл. И здравого смысла не надо! Надо дотянуть до пятницы, дожить до новой сказки и ни о чем не думать.

Алик жевал холодные котлеты, и настроение менялось в лучшую сторону. Сейчас он даже не понимал, почему разозлился на «мешочек смеха». Каждый развлекается как может. Кого-то эта игрушка веселит – и пускай! Кому-то нужно быть философом и анализировать каждое движение и слово – пожалуйста!

Ему ничего не нужно. Не нужна любовь, не нужна ревность, не нужны новые обязательства. Ему даже не нужна конкретно Лика. Ему нужна просто Женщина, ее нежность, ее губы, сказка, мягкий свет ночника и безмятежность.

Приземляемся, Алик, приземляемся!

Да какое же это приземление? Это, наоборот, вертикальный взлет, прорыв во что-то неизвестное и будоражащее!

Пошел привычный анализ. Сказка распадется на составные части и перестанет быть сказкой. Стоп! Сказку надо беречь.

Работать в пединституте Татьяне нравилось. Коллектив оказался лучше, чем в школе. Тем более что среди преподавателей были старики, которые помнили ее студенткой, и однокурсники, с которыми ее связывала пятилетняя учеба, многочисленные походы и практики, общие знакомые.

Еще оформляясь на работу, Татьяна как-то зашла в деканат вечернего отделения. Нужно было что-то подписать. Декана на месте не оказалось. За другим столом сидела девушка и раскладывала по трем кучкам какие-то бумаги.

– Ой, Татьяна Евгеньевна! Здравствуйте! Вы к нам? На работу? Это хорошо!

Девушка говорила все это радостно и быстро, а Татьяна в первый момент растерялась – лицо ее было знакомо. Но кто она? Кто-нибудь из ее бывших учениц?

И вдруг она вспомнила – Солнышко! Да-да, это та самая рыжеволосая Солнышко, которая бегала когда-то за Аликом и вызывала у нее дикие приступы ревности.

Она очень изменилась. Нежно-рыжие волосы, богатой копной рассыпанные когда-то по плечам, были стянуты в небольшой коротенький хвостик на затылке. Она чуть похудела, посерьезнела и превратилась из смешливой рыжей девчонки в симпатичную, даже красивую барышню. Только мягкая округлость лица по-прежнему сохраняла задорную детскость.

Неизвестно почему, но она так искренне обрадовалась Татьяне, что той и в голову не пришло не обрадоваться ей в ответ. Единственное, что Татьяна не могла вспомнить, – ее настоящее имя. В памяти было только Солнышко, но так называть ее сейчас, пожалуй, неудобно.

– Как вы поживаете? – радостно стрекотала в это время Солнышко, и Татьяна что-то говорила ей в ответ. – А Ромка – помните нашего спортинструктора? – женился на Кате, вашей вожатой. Они уехали из города к Ромкиным родителям. Я с Катей переписываюсь. А Алик – помните Алика?.. – Татьяна вздрогнула, – Он куда-то пропал. Уехал в свою Москву, и ни слуху ни духу…

– Зиночка, а декана нет? – В дверь просунулась чья-то голова. – Мне у него спросить надо…

Вот! Зиночка! Ее зовут Зиночкой. Шурка же тогда говорил. Как это она забыла имя соперницы?

Татьяна насмешливо вспомнила свою ревность и еще раз обрадовалась неожиданной встрече с Зиночкой.

– А вы идите к нам, на вечерний, – снова обратилась к ней Солнышко. – У нас хорошо. Декан, Вениамин Ефимович, очень хороший. Идите к нам!

– Я подумаю.

А что тут было думать? Работать на вечернем, бесспорно, удобнее. Тогда не нужно устраивать в детский сад Даньку. Днем она будет дома, а вечером с ним могут побыть Женька или бабушка.

В общем, уже на следующий день Татьяна переговорила с деканом вечернего отделения, который и вправду оказался милым дядькой, и пошла к ректору подписывать документы о приеме на работу.

Ей поручили курировать первый курс вечерников, и она легко сошлась с ребятами, в основном вчерашними школьниками.

Гораздо сложнее оказалось переключиться с сорока пяти минут школьного урока на полуторачасовые лекции по высшей математике. Она привыкла к такой работе только в конце первого семестра.

Этот год начинался удачно – работа получалась и радовала, дома потихоньку укладывался быт после развода с Игорем, успокоились и смирились родители.

Тревожило и даже немного огорчало одно – Женька в этом году оканчивала школу и объявила о своем твердом намерении поступать в Москве на экономический. Татьяна, как ни уговаривала себя, никак не могла осознать дочь взрослой и хотя ни слова не противоречила, но боялась отпускать ее в Москву. Мучили и соображения чисто эгоистические: как она останется одна с Данькой? Ему только три, а Женя помогает изо всех сил. Сможет ли она обойтись без этой помощи?

Страхи эти терзали Татьяну каждый день, но она ни с кем ими не делилась, тем более с дочерью.

Хочет в Москву – пусть едет.

Нет, конечно, на вступительные они поедут все вместе: и она, и Женька, и, может, даже Данька. А там будет видно, поступит дочь или нет.

Чем ближе становилась эта поездка, тем больше переживала Татьяна. И за дочь, и за себя, и за Даньку.

К этому прибавлялись хлопоты с первокурсниками, с их весенними зачетами и экзаменами.

Татьяна перелистывала ведомости. Опять нет Беляковой. Сессия близилась, а Галя Белякова не появляется в институте. Конечно, может, она и вовсе решила бросить учебу – дело хозяйское, но Татьяна хотела с ней поговорить.

В деканате телефона Беляковой не оказалось, и Татьяна взяла адрес. Придется идти.

Она шла и думала, что ее визит может быть не очень кстати. Она не любила ходить куда-то вот так, без предупреждения.

– Здравствуйте, Галя, я к вам.

– Проходите, Татьяна Евгеньевна. Вы, конечно, насчет сессии?

– Да. Я не знаю причину…

– А причина простая – дочка болеет бронхитом, никак долечить не можем. Проходите, проходите в комнату.

Татьяна прошла, села на диван.

– Я сейчас, я чай поставлю, – засуетилась Галя.