о ней говорит Янри и каким в этот момент становится его лицо. Мечтательным.

– Они мягкие и приятные. Мне нравится черный.

– Черный – еще ночь и монстры, – обронила Роу и поежилась. Она не любила этот цвет так же, как белый, которым наделила ее природа. Ей хотелось чего-то яркого, но даже ее розовые очки пошли трещинами. Совсем скоро разлетятся. И что тогда будет?

Мне почему-то она представилась выцветшей, такой, какой мы ее впервые увидели. Альбиноска с серыми линзами. Сейчас она их не носит, и ее глаза напоминают ягоды клюквы в снегу. Запорошённые ее пушистыми ресницами.

– Мне нравится этот цвет, – повторил Янри. – И ночь. Она прохладная, я ее вижу. В ней поют киты.

То, как видел Ян, было совсем иным. Недоступным нам, живущим только в его словах, и потому прекрасным.

Роу пожала плечами. Черный для нее – это Кристал и страх. В этом не было ничего хорошего.

– Я тоже люблю черный, – я взял свободную кисть и написал слово «ночь». – И синий.

– Как море?

– Как море, – согласился и написал и его.

– А желтый? – улыбнулась Кайса. – Как вам желтый.

– Солнце, – Ян тоже растянул губы и поднял голову вверх.

На листе появилось еще одно слово.

– Красный, – тихо сказала Роу, проведя рукой по свежей краске. Почти, как кровь на алебастровых пальцах.

– Розы, платья Роу, шорты Кристал – Янри засмеялся. – Любовь!

Новое слово. Любовь.

На него упала капля и оно растеклось. Нет любви, только красна лужа.

***

Дед пришел несколько позже, уставший и крайне осунувшийся. Бросил одну фразу в никуда, почти себе под нос:

– Его опять видели… Вернулся, с…

Встряхнулся как-то по-собачьи и натянул стандартную улыбку. Тоша ничего не заподозрил, если даже услышал. Я же напрягся. Кого видели? Кто вернулся?

Котя вторила мне вопросительным мяуканьем. И откуда только взялась? Пока мы листали дневники, ее и в помине не было рядом. Опять куда-то ходила. Может на ту сторону, где обитают тени.

Мне почему-то сразу вспомнился мороженщик. Он говорил о ком-то, кто идет по следу. Совпадение, да и только. Просто слова засели в голове.

– Устали? Вам нужно отдохнуть, Владлен Константинович! – засуетился Тоша. – А мы чаек заварили! Вку-усный! – Тоша просто сиял. Общение с дедом у него вызывало восторг даже тогда, когда речь шла не о дневниках, точно у старика была какая-то особая аура. Душа, что выходит за пределы тела.

Моя вновь скатилась куда-то вниз. Ухнула сначала в желудок, отдавшись спазмом, и потекла ниже. Не поймать.

– Чай – это всегда хорошо, – дед немного повеселел. – А хороший чай согревает не только тело, но и душу.

Ага, рухнувшую. Я прищурился.

– Вот нашему Александру чай точно не помешает, а то смотрит, как цепной пес, – продолжил дед. – А я и сладенького нам взял. Продавщица была как всегда мила и даже дала мне новый вкус конфет на пробу. Кстати, сказала, что ты совсем нелюдимый стал, жаловалась.

– Как обычно, – я закатил глаза. Она мне тоже была не особо рада. – И я смотрю по ситуации.

– Да-да, – махнул рукой дед и прошел в квартиру. – Смотришь, да ничего не видишь даже под собственным носом.

Если бы он только знал все. Хотя я ему многое рассказывал. Тогда о чем он?

Я чего-то не понимаю?

Есть что-то еще?

Насторожено взял у него пакет. Конфеты, пара пирожков, печенье. Мягкое печенье. Такое обычно пекла бабушка. На него не нужно много продуктов и делать легко. А внутрь можно положить варенье или шоколад.

Я мимолетно улыбнулся и добавил:

– Сегодня иван-чай. – Ей он тоже нравился. Когда бабушка его пила, всегда водила указательным пальцем по столу, точно рисуя солнце.

Солнышко, что катится по нитям времени, озаряя наш путь. Я усмехнулся, вспомнив одну из вариаций сказки про колобка, сочиненной дедом.

Создатели мира замешали сгусток энергии из остаточных явлений своих эмоций, чтобы восстановить силы, да только отвлеклись, и укатился от них получившийся шар. Он упал в бесконечную тьму, где кружили холодные камни, точно привязанные группами к неким точкам. Ткнулся шар к одним – ничего. Ко вторым – уже занято. Блуждал он во тьме в поисках своего места, озаряя путь и постепенно собирая камни, которые центром считали его. Набрал и устал. Свернулся в одной точке и уснул до тех пор, пока не придет нечто, чтобы его поглотить. А перед этим ему поведают историю о мирах, существах и растениях, что появились благодаря сиянию шара. Он послушает и погаснет, забирая с собой все, что было рядом.

– Хорош, – согласно кивнул дед. – После него чувствуешь, как тело насыщается энергией, точно после хорошего сна.

– И какая разница, какой чай? – нахмурился Тоша. – Все эти виды… По мне чай – это просто чай. Мне нравится любой.

– Все дело во вкусе и свойствах, – пояснил я. – Какой-то сладок, какой-то прян, какой-то горчит. Один сбор поможет уснуть, другой взбодрит. Дарует тепло или позволит ощутить прохладу. Чай – это искусство, а не просто питье.

Дед засмеялся. Тоша попереводил взгляд с меня на него и тоже заулыбался, поддавшись общему настроению. Так мы и перекочевали на кухню. Расставили чашки, налили чай и поставили на стол печенье. На свободный стул я заранее принес дневники, положив сверху бумажку.

– А это зачем тут? – дед откусил печенье и кивнул на дневники. – Я же говорил не носить их сюда, когда едим, – в его уставшем голосе промелькнули строгие нотки. Он был недоволен, опасался за свое потрепанное сокровище.

Не могу представить, чтобы он самолично вырвал страницы.

– Нам хотелось спросить, – начал Тоша. – Просто ситуация тут такая, а вот мы… Ищем и ничего, – взволнованно развел руками.

– Значит, этого попросту нет, – пожал плечами дед. – Или я этого не встречал. Все же наш мир слишком огромен, чтобы познать его полностью. За одну жизнь точно не успеть.

Он стал гораздо спокойнее. Даже цвет лица выровнялся.

– Или мы не знаем, что именно искать, – я отхлебнул из кружки. Чай и правда, хорош. Успокаивает.

– Такое тоже может быть. Так в чем проблема?

Я кивнул Тоше, пусть первым рассказывает. Он вопросительно вскинул бровь, словно спрашивая. С этого надо начать? Не с Ашраи?

Отрицательно качнул головой.

– Что вы перемигиваетесь? Либо делитесь, либо молча пьем чай, а после каждый занимается своим делом. Не люблю нерешительность, – дед сжал губы. Так он казался сердитым, но я знал, что ему просто любопытно.

Антон вдохнул и выдохнул, собираясь с мыслями. Он понял, что я не начну говорить, а потому только недовольно зыркнул. Ему хотелось узнать, что