Через несколько километров мы прибавили ходу, как вдруг услышали позади треск сучьев и шорох листвы: через лес бежали люди. Трое офицеров держались чуть впереди от нас с Генрихом, и они сразу скрылись за густыми зарослями кустов.

– Проклятье! – выругался Генрих. – Кажется, нас заметили.

Мы распластались на земле за поваленным деревом и приготовились к последнему бою.

– Оставь последний патрон для себя, – сказал я своему новому товарищу.

– Вот как бывает, – улыбнулся тот в ответ. – Зиг хайль!

Я направил автомат на фигурки, мелькавшие за деревьями, и дал в их направлении очередь. Это оказались предатели Зейдлица, они сразу развернулись и убежали, спасая свою шкуру.

Полагаясь на свой опыт и инстинкт самосохранения, мы не стали тратить время на привал и прием пищи и поспешили дальше, пока не добрались до деревни на восточном берегу Эльбы. Там было полно солдат вермахта, но, насколько я мог судить, из эсэсовцев мы были единственные.

Когда-то мы стояли на пороге окончательной победы, однако победа оказалась не на нашей стороне. Горечь придавало сознание того, что победу, которую обещали нам, одержали большевики.

Мы подходили к одному дому за другим, стучали во все двери, но помещения были заняты солдатами вермахта, которые ясно давали понять, что наше присутствие нежелательно. Уставшие почти до безумия, мы наконец наткнулись на дом, стоявший на краю деревни. Это была наша последняя надежда на то, что можно где-нибудь получить приют.

Пока гауптштурмфюрер стучал в дверь, я стоял у него за спиной, не сомневаясь, что хозяева или те, кто остановились здесь на постой, непременно прогонят нас. Дверь открыла молодая красивая женщина в красном переднике.

– Нам нужен ночлег, – сказал гауптштурмфюрер.

Женщина улыбнулась, пригласила нас в дом и провела в гостиную, где мы с облегчением сразу побросали свое оружие прямо на пол. Офицеры рухнули втроем на большой диван у стены, а мы с моим приятелем унтершарфюрером заняли два маленьких кресла, стоявшие по обе стороны старой, но красивой изразцовой печи с изображениями пасторальных сцен. На маленьком столике возле того кресла, куда я уселся, стоял небольшой прямоугольный радиоприемник. Их выпускали в огромных количествах, и с их помощью на немецкую аудиторию вываливался поток официальной пропаганды. Следует заметить, что принимать с помощью этих приемников иностранные радиостанции было невозможно. Передняя панель радиоприемника почему-то напомнила мне человеческое лицо. В самом деле, шкала настройки с нарисованными по обе стороны орлом и свастикой казалась похожей на рот.

– У вас усталый вид, – сказала хозяйка, а потом позвала кого-то из передней. – Ута, Ута! У нас гости, пять выбившихся из сил мальчиков. Они из СС, их пятеро!

Она повернулась к нам и спросила, хотим ли мы есть. Видимо выражение наших лиц было красноречивее любого ответа, потому что девушка тут же опять крикнула:

– Ута, спускайся вниз, помоги мне нарезать бутерброды с той колбасой, что у нас осталась.

Прежде чем покинуть комнату, хозяйка снова повернулась к нам и с вежливой улыбкой сказала:

– Господа, чувствуйте себя как дома.

Она вернулась с большим металлическим подносом, на котором стояли пять стаканов, наполненные водой, и несколько толстых кусков хлеба с колбасой.

– К сожалению, это все, что я могу вам предложить.

Гауптштурмфюрер взял стакан и поинтересовался:

– Вы одни в этом доме?

– Да, – вздохнула девушка. – Наши родители уехали перед самым вашим приходом. Они отправились за своими родителями, чтобы привезти их сюда до прихода русских.

Девушка с подносом подошла ко мне, и я, посмотрев ей в глаза, спросил:

– Как вас зовут?

– Лиза, – с милой улыбкой ответила она. – А вас?

– Эрвин…

Мы набросились на бутерброды, как стая голодных псов. Гауптштурмфюрер предложил нам всем из своего запаса сигареты, включил радио, и мы закурили, с наслаждением внимая звукам музыки Вагнера.

В комнату снова вошла Лиза, и, кажется, она была довольна собой.

– В дальней комнате мы приготовили ванну. К сожалению, вода не очень горячая, но… мы решили, что вы, может быть, захотите помыться.

Мы помылись, строго соблюдая иерархию. После Генриха, когда я последним опустился в мыльную воду, она была ненамного теплее комнатной температуры. Впрочем, в этом имелось и определенное удобство, так как мне не нужно было спешить, чтобы скорее освободить ванную следующему по очереди. Я положил голову на край металлической ванны, согнул ноги в коленях и так, в полусне, наслаждался тишиной и покоем.

Внезапно дверь в комнату открылась и на пороге появилась Лиза с металлическим ведром в руке.

– Извините, если разбудила, но, надеюсь, вы не будете против. Я принесла горячую воду, – сообщила она.

И прежде, чем я успел как-то прикрыться, вылила содержимое ведра в ванну.

– Не беспокойтесь. – На ее губах играла легкая улыбка. – У вас нет ничего такого, чего я не видела прежде.

Я валялся в ванне до тех пор, пока вода окончательно не остыла. Затем оделся и вернулся в гостиную. Там я увидел девушку лет восемнадцати, с прямыми золотыми волосами, ниспадавшими на ее синее летнее платье. У девушки была бледная чистая кожа, а своими тонкими руками она прижимала к груди две белые наволочки. Она застенчиво улыбнулась:

– А, вы, наверное, Эрвин? Я Ута, сестра Лизы. Она мне рассказывала о вас.

Меня поразили ее глаза настолько, что я не смог ответить ничего вразумительного, а только пробормотал что-то нечленораздельное.

– Лиза моя сестра, она приносила вам бутерброды.

Все еще пораженный ее красотой, я просто молча кивнул.

– Я бегала в город узнать, нет ли каких-нибудь новостей о подвозе продовольствия.

Я поблагодарил сестер за их щедрость и выразил сожаление, что мы истребили остатки их колбасы. А потом поинтересовался, известно ли что-нибудь о продовольствии.

– О да! Кажется, есть надежда, – сказала она. – Почтальон сказал мне, что в нескольких километрах от города по течению реки, недалеко от берега, стоит баржа. Я сейчас побегу назад, попробую что-нибудь раздобыть, только соберу вот это.

Она подала мне наволочки. Я взял их и наконец смог ответить:

– Нет, пойду я. Такие новости распространяются очень быстро. Мало ли что может случиться.

Она стыдливо потупилась.

– А вы вернетесь?

– Ну конечно! – ответил я. – Мы с товарищами шли много дней, нам надо как следует отдохнуть. Я вернусь, обещаю.

Мы посмотрели друг на друга, и мне показалось, что в другое, более счастливое время между нами могли бы вспыхнуть более тесные отношения, может, даже любовь.