Тяжелые бои на Восточном фронте - Эрвин Бартман

Меня зовут Эрвин Вальтер Бартман. Мои родители поженились 14 февраля 1914 года, и этот союз произвел на свет четырех сыновей. Трагедия впервые пришла в их жизнь, когда их первенец, Хуберт, умер от легочной инфекции. Мой брат Хорст родился летом 1920 года, за ним – малютка Гейнц, который в возрасте полутора лет также умер и был похоронен рядом с Хубертом на кладбище Вальдфридхоф в Шлохау[1]. Как самый младший из братьев, я знаю Гейнца и Хуберта лишь по фотографиям и из грустных воспоминаний матери.

Из Шлохау мы в 1927 году переехали в Берлин, где мои родители сняли комнату у одной еврейской семьи. Затем отец, который по состоянию здоровья оставил почтовую службу, задумал открыть овощную лавку. Мы поселились в крошечной квартире на Либихштрассе, где он устроил магазин. Каждое утро на скрипучей тележке он возил продукты с рынка на Александерплац, а мать продавала их в киоске на обочине. Бизнес этот, однако, потерпел крах, и отец оставил мечту стать предпринимателем. Чтобы как-то сводить концы с концами, он устроился на работу в бакалейный магазин на Лихтенбергерштрассе и точно так же, как и в ту пору, когда пытался наладить собственное дело, каждый день рано утром отправлялся на тот же самый рынок на Александерплац, чтобы загрузить тележку овощами и фруктами. В конечном счете ему, однако, удалось сэкономить достаточно денег, чтобы снять двухкомнатную квартиру по адресу Штраусбергерштрассе, 38, в районе Берлина Фридрихехайн, да к тому же чуть ближе к центру города. В нашу новую квартиру вела железная лестница с потертыми перилами. Туалет находился рядом с лестничной клеткой, и его приходилось делить с тремя другими семьями, в том числе и с еврейской семьей, проживавшей по соседству на той же площадке. В этой семье было две девочки, одна моего возраста, другая – несколько старше. К концу 1929 года отец потерял работу. Чтобы поддержать скудный семейный доход, моя мать, по профессии швея, шила блузки для зажиточных дам и убирала на лестнице. Это давало возможность немного сократить арендную плату.

Я ходил в местную фольксшуле[2], которая была расположена на противоположной стороне улицы. С самого начала моей учебы там герр Верт, директор школы, был еще и моим учителем в классе. Это был маленький человек, искренне влюбленный в музыку. Он рассказывал нам о своей детской мечте стать музыкантом и всячески призывал не повторять его ошибки. «Всегда следуйте за своей мечтой», – советовал он. Он был всегда бодр и весел и стремился помогать ученикам. Эти его качества не могли не вызывать должного уважения. Во время его частого отсутствия, вызванного необходимостью выполнять официальные обязанности в кабинете директора, дисциплина в классе поддерживалась волонтерами из числа тетушек или матерей учеников, а также угрозой телесных наказаний для любого мальчика, который переступит границы приемлемого поведения.

Вскоре после моего девятого дня рождения к власти в стране пришел Гитлер. Став подростком, я с восхищением наблюдал за отрядом личной охраны фюрера, «Лейбштандартом»[3], на улицах Берлина. В черных мундирах и сверкающих касках их ровные шеренги гордо чеканили шаг, – и мое детское сердечко готово было выскочить из груди от радостного волнения.

На улицах и в прессе голос немецкого народа звенел оптимизмом. Все вокруг были счастливы и жили радостными ожиданиями. Мой мир наполняло все возрастающее ощущение уверенности, и мне казалось, что у нас все хорошо и что каждый человек, в том числе и я, очень дороги своей стране. Для молодого жителя Берлина – еще слишком юного, чтобы проявить интерес к политике, – что могло быть более благородным, нежели стремление присоединиться к элитному формированию «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер»? То, что положение отнюдь не было столь идиллическим, как казалось на первый взгляд, мне еще предстояло узнать…

Это отнюдь не рассказ о механизмах войны или о крупных стратегических маневрах. Это моя собственная история – воспоминания юности и о том времени, когда я служил в дивизии «Лейбштандарт». События, которые я описываю, являются переживаниями обычного солдата. С гордостью, во многом, наверное, наивной, я принес присягу Гитлеру и поклялся «быть преданным до самой смерти».

Большинства тех, о ком я здесь пишу, уже давно нет на свете; это товарищи по оружию, которые не раз спасали меня от гибели, это офицеры, завоевавшие преданность своих подчиненных, а также признание горожан и крестьян тех земель, которые мы заняли в борьбе против большевизма. В весьма редких случаях я брал на себя смелость изменить имя, дабы не раскрывать личность того или иного человека. Читателю также следует принять во внимание, что даты, которые я привожу для конкретных эпизодов во время моего пребывания на Восточном фронте, если они не касаются некоторых сугубо личных событий, таких как день рождения, или какая-либо годовщина, или кульминационная дата в календаре, зачастую весьма приблизительны либо взяты из опубликованных источников, таких как серия Рудольфа Лемана «Лейбштандарт». Обычному солдату из «Лейбштандарта» не разрешалось вести дневник, который противник мог бы использовать ради получения полезных разведсведений. Кроме того, ведение подобных записей вполне могло навлечь подозрения в шпионаже.

В возрасте 88 лет я, если перефразировать известную песню, нахожусь у дверей на небеса. Мне нет никакой надобности искажать правду. Этим я ничего для себя не добьюсь. Моя цель проста: правдиво рассказать читателю о жизни мальчика, который впоследствии стал солдатом элитной дивизии Гитлера «Лейбштандарт СС».

Суббота, 1 марта 1930 года

В воздухе висел холодный туман, но даже самая мерзкая погода не могла остановить моего отца. Он торопился.

– Мы ведь идем в парк, папочка? – спросил я, иногда переходя на бег, чтобы успевать за отцом.

– Не сегодня, Эрвин. Мне нужно кое-что тебе показать.

Дважды свернув налево, мы вышли к Лихтенбергерштрассе и остановились неподалеку от двери пивной.

– Смотри, – наклонившись поближе ко мне и почти прижав губы к моему уху, сказал отец, – здесь Хорст Вессель проводил политические митинги, здесь собирались его штурмовики!