абсолютно серьезна, – ты хотя бы понимаешь, что натворила?

– Что-что, – забурчала я, не люблю, когда меня учат. Даже если это Рыска, – пощечину негодяю этому дала! За хамство.

– Нет, Малла. Ты на аристократа руку подняла при всем честном народе. Если бы ты его ударила, когда вы вдвоем были…

– Да с чего, вообще, все взяли, что я с ним?! – взвилась я, – и от тебя, Рыска, я такого не ожидала!

– Я не о том, что есть или нет между вами, Малла, а о твоей пощечине. Нельзя было при всех на господина Орбрена руку поднимать. Если бы никто не видел, он бы волен был простить тебя. А тут уж делать нечего было. Пришлось ему тебя наказать.

– Пришлось?! Да этот негодяй негодяйский хотел меня в столицу отвезти! Если бы не господин Гририх, то была бы я уже в столичной тюрьме для особо опасных преступников! И за что он меня так ненавидит?! Я же ему ничего не сделала!

– С чего ты так решила? – Рыска удивилась.

– Слышала. Они тут с господином Гририхом прямо под окнами моими мило беседовали.

– Может ты что-то не так поняла? С чего тебя в столицу-то по такому делу везти? Не такой уж важный человек этот господин Орбрен… или… – Рыска замолчала.

– Что или? – я вцепилась в оконную раму, еще чуть-чуть и вынесу ее на улицу от нетерпения.

– Ничего, – отмахнулась Рыска, – пойду я. Ах, да, Салина просила передать, что попозже забежит. Они с Варном лавку свою придумывают.

– Что?! И ты молчала?! Рыска, расскажи, что там у Салины с Варном?!

Но Рыска уже не слышала, она ушла. Моя серьезная-пресерьезная сестра просто взяла и ушла, оставив меня грызть ногти дальше. И, наверное, в воспитательных целях. Чтоб лучше запомнила, что проклятых аристократов, будь они тысячу раз негодяями, при всем честном народе по лицу бить не надо.

И как теперь дождаться Салины? И когда она придет-то? А я бы могла бы сама все увидеть своими глазами! И зачем только я пощечину дала этому негодяю прямо в правлении. Надо было вечером к нему заявиться и надавать от души. Хотя тогда он бы меня скрутил и в столицу увез. И не смог бы господин Гририх меня здесь, в поселении оставить.

Нет! Не в поселении! В деревне! Как же мне не хватает знаний! Понятно же, что деревня – это совсем не вдовье поселение. И что-то должно измениться. Но что? И почему?

Я снова подсела к своему листочку. Записала вопросы. Подумала и добавила еще парочку, про ведьм арровых и про аристократов. Надо же узнать, что можно, а что нельзя. Поздновато, конечно, я спохватилась, но лучше поздно, чем никогда.

Пока ждала Салину, думала сойду с ума. Время тянулось, как размякшая на солнцепеке жвачка. Я перечитала свои вопросы и переписала их на лист. Разделив по группам. Хотела было подумать над ответами, но голова не работала. Она хотела думать только о том, что происходит у Салины с Варном. Почему Рыска сказала, что они «свою» лавку продумывают. Неужели Салина тоже замуж выходит. А мне ничего не сказала? Нет. Не может быть. Но тогда что?

– Малла, – шепот Салины заставил меня подпрыгнуть. Оказывается я, измучив себя ожиданием, задремала полулежа в кровати.

– Тут я, – подскочила к окну, – Салина, Рыска сказала, что вы с Варном…

– Да, – тихо рассмеялась она, – мы с Варном решили стать партнерами. Он сам предложил мне равное партнерство. Его отец против был, так он от наследства отказался в пользу младшего брата. Сказал, что сам всего добьется. Вместе со мной. Малла, он такой замечательный! И-и-и!

Салина снова запищала от восторга. Вот, что любовь с людьми делает. Адекватная ведь была. А сейчас визжит и пищит, как восторженная девчонка.

– Салина, успокойся! Скажи, как вы собираетесь лавку открывать, если оба теперь без денег?

– Почему без денег? – обиделась Салина, – мало, конечно, мы же должны были равными долями вложиться. Но я же скопила немного… я же о лавке мечтала. Теперь вот пригодились.

– Погоди, – вдруг подпрыгнула я от озарения, – а ты что же теперь из колхоза уйдешь?

– Нет, конечно! – возмущенно зашептала Салина, – лавкой будет Варн заниматься. Я только подменять его буду на несколько часов, пока он за товаром уезжать будет. А потом, глядишь, продавца возьмем… А потом вторую лавку откроем… Варн сказал, что не боится предрассудков, и если разрешат, то откроем лавки в каждом вдовьем поселении Гвенара.

– Это будет так здорово, Салина, – я заулыбалась, представив радость несчастных женщин, которые смогут купить нормальные вещи.

– Это будет доходно, – резонно заметила купчиха Салина.

– А что у вас на личном? – задала я вопрос, который меня интересовал, пожалуй, больше, чем все лавки в Гвенаре.

– Ничего пока, нельзя торговлю с личными отношениями мешать. Но, – Салина хихикнула, – самые крепкие партнерские отношения – брачные.

– Салина! Немедленно превращайся из купчихи в себя прежнюю, – топнула я ногой, – я тебя не узнаю! Ты же понимаешь, о чем я спрашиваю.

– Он мне нравится, – исправилась она, – я ему тоже. А дальше посмотрим, Малла. Все так сильно изменилось, что я немного боюсь вот так сразу соглашаться…

– Что?! – я снова подпрыгнула на стуле, – ты ему отказала?!

– Не отказала, – назидательно ответила Салина, – а взяла паузу на раздумье.

Я застонала. Ну почему я заперта! Столько всего мимо меня прошло!

– Малла, – зашептала Салина, – ты только не говори никому, что Варн мне предложение сделал. А то бабы меня на лоскуты порвут. Я даже Рыске ничего не сказала. Только тебе…

– Хорошо, – вздохнула я, – не скажу. А ты долго думать-то собираешься?

– Я решила, что соглашусь, когда вторую лавку откроем… Ну, все, я побежала. Скоро купцы за сырами, да овощами приедут. Работы теперь невпроворот, – Салина довольно рассмеялась и ушла, оставляя меня одну. Как же не вовремя я надавала пощечины этому негодяю! Кошмар меня подери! И еще целых два с половиной дня!

Но пострадать не получилось, почти сразу загремел засов. Вилина открыла дверь и сунув голову внутрь, сказала:

– Малла, идем с нами поужинаешь. Нечего тут тебе сидеть. Сегодня все мальчики у Сайки с Дирком, отмечают.

Уговаривать мне не пришлось, я тут же подскочила и пошла за хозяйкой. Так даже лучше, у меня много вопросов накопилось к господину Гририху. А Вилина еще обещала рассказать, откуда берутся арровы ведьмы.

Господин Гририх не любил болтать во время еды, поэтому разговоры говорить получилось только после ужина, когда пили чай.

Я пришла с листочками и под усмешки господина Гририха делала пометки подаренным мне