Дальше. Кроме статуса самих колхозниц, изменился статус поселения. Теперь Сайка с Дирком после свадьбы смогут жить здесь, хотя раньше это было категорически запрещено. А значит, сейчас многие колхозницы обзаведутся семьями… Ведь теперь мы не изгои общества.

И третье… если будут семьи, значит будут дети. Так может быть мне уже можно не скрывать свою беременность? И не пить противный ведьминский отвар… кошмар меня подери! Так может быть в этом и есть причина моего состояния? Я уже несколько дней пью эту гадость! И живу, как в тумане! Что же… значит у меня есть возможность убедиться в своей правоте.

Я уже засыпала, когда мелькнула какая-то мысль. Попыталась поймать ее, но ничего не вышло. Она исчезла, оставив вместо себя только легкий след, как самолет в небе. А ведь она была очень важная… кажется… а еще я засыпаю на новом месте… на новом месте приснись жених невесте, – шепнула я и уснула.

Снился мне господин Орбрен. Как будто бы он зашел ко мне в камеру, долго-долго пристально смотрел на меня, сверкая фиолетовыми глазами, в которых поочередно мелькали недоверие, злость, раздражение и ненависть. Странный какой-то сон про суженного…

Утром я чувствовала себя разбитой. Как будто бы сегодня понедельник, а мы все выходные провели на фазенде. Болело все тело, каждая мышца гудела, требуя отдыха… или отвара веьминского? Я ведь вчера вечером не сделала глоток из заветной бутылочки.

Кода Вилина принесла мне завтрак, я все еще лежала в постели, даже не посетив закуток за занавеской.

– Малла, с тобой все в порядке, – встревожилась она, подошла и потрогала лоб, определяя температуру. От этого жеста, такого знакомого, домашнего, маминого, защипало в носу и я нечаянно всхлипнула. – Может Грайю позвать? – Испортила впечатление Вилина.

– Нет, – истерично взвизгнула я. Несмотря на откровенно плохое самочувствие, я ощущала себя более здоровой, чем вчера. Потому что все помнила. Помнила свои вопросы, записанные на листочке, ответы и решения. – Не нужно. Все хорошо, Вилина. Просто немного устала.

Госпожа Гририрх сокрушенно покачала головой, но настаивать не стала. Наверное, она передала всем, что я приболела, потому что весь день меня никто не беспокоил. И я отлеживалась, весь день проведя в легкой полудреме. И к вечеру стала чувствовать себя довольно сносно. Осталась только страшная усталость, но мышцы перестали ныть и скручиваться в жгуты.

Как хорошо, что я нахлоубчила негодяя по лицу, и меня посадили под замок. Зато теперь я точно знаю, ведьминский отвар пить нельзя. А еще проклятые ведьмы не приходили ночью и не укутывали меня в свой кокон из золотистых нитей. И это тоже приведет к каким-то последствиям. Или уже привело…

На следующее утро, в конце вторых суток моего заточения, стало еще лучше. Дурман спал окончательно, прошла головная боль, и я даже поболтала с Салиной, когда она закончила с делами в правлении. Правда, сестра говорила только про свою лавку. И это было невыносимо скучно слушать. Я пыталась спросить у нее как дела в колхозе, но получила ответ, что в колхозе все хорошо. Все работают. Сыры-овощи отгружают. За стадом-огородом-курами следят. А вот Варн сказал, что в лавке надо приступочку сделать, чтобы покупатели корзинки могли на них ставить, а не на сам прилавок или не на землю. Мол, это новое слово в торговле, и в столице все так делают.

В конце-концов, я заскучала и поддакивая Салине, перестала ее слушать. Точь в точь, как муж через десять лет после свадьбы. Мне даже Варна жаль стало.

Приходила Рыска. Новости в ее исполнении были намного содержательнее. Сайка вовсю готовится к свадьбе, остальные строители тоже время не теряют, и, возможно, у нас скоро будут еще свадьбы.

Господин Орбрен, как исчез, так пока и не вернулся, чему я очень радовалась. Ненавижу его. А его бригада начала строить сыроварню. Обещают к концу следующей недели закончить.

Вилина с Наной почти закончили с оборудованием мастерской. На днях должны привезти станки ткацкие, прялки, немного льняной ткани и шерсть. Оказывается, льняное волокно просто так не купить, каждый ткач сам выращивает и обрабатывает лен для своих тканей.

Зарна вовсю плавит бабам бусы. У нее уже получились синие и красные. Так что Варн локти себе кусает, он-то набрал кучу бус, думал колхозницам продать, как на ярмарке последней. А еще Зарна ждет, когда я выйду и расскажу ей про неведомые емкости из стекла. Очень уж ей интересно, что я с ними делать буду.

С животными и птицей в колхозе тоже все замечательно. Все прекрасно себя чувствуют. И можно уже еще коров покупать, потому что работниц в колхозе теперь хватит на все задумки.

Ушла Рыска, когда стало совсем темно. Мне оставалось переночевать взаперти одну ночь и завтра к обеду я буду свободна.

А ночью я проснулась от жгучей боли в сердце. В груди горело и пекло так сильно, что я стала задыхаться от этого жара. В горле пересохло, и воздух, казалось, царапал бронхи сотнями коготков, разрывая легкие.

Я еле-еле столкнула себя с кровати и на четвереньках поползла к двери, с трудом передвигая конечности между вспышками нарастающей боли. Крошечная комната вдруг стала огромной, и до цели я добралась, из последних сил удерживая себя на грани сознания.

Попыталась постучать и позвать на помощь, но руки уже не слушались. И я смогла только дотронуться до двери, неслышно царапая деревянную поверхность ногтями. Мир вокруг стал схлопываться, заполняясь чернотой… Вот и все… Кажется пришло время умирать.

Утром я открыла глаза с первыми лучами солнца. Лежала я все там же на пороге комнаты, у двери, в которую пыталась постучать, вызывая помощь. Тело от неудобной позы затекло и я еле встала. Добрела до кровати и повалилась, чувствуя, как забегали по рукам и ногам мурашки.

Что это вчера такое было? Сердечный приступ? Инфаркт? Но сердце не болело, а бодро и весело гоняло кровь по телу. И я откуда-то знала, что с ним все хорошо. Здоровее, чем было. Вообще, мой организм работал как часы. Заросла даже небольшая язва, которая мучила меня в моем мире, и пропала анемия. И с ребенком все в порядке. Развивается, как положено, ручки-ножки на месте, все органы тоже. И ведьмы правы были. У меня сын.

Я снова, как тогда в телеге, когда случайно вылечила господина Гририха провалилась в какое-то другое состояние. И все видела своими собственными глазами… нет… не глазами, а… а… чем-то.

А вдруг