Я кивнул с довольным видом. Ну вот, хотя бы что-то прояснилось.

Если на меня наложили «магию Вето», значит, так было нужно. Это сделал одноглазый Филиппо, и, скорее всего, по поручению своего Верховного Совета. А может, наоборот, против их желания.

Ведь я не оказался в школе Привратников, и более того, чернолунники даже не знали о Василии до последнего. Да и сейчас не совсем знают — таскаются с пробиркой, не подозревая, чья там кровь.

Теперь понятно, что мне в эту школу Привратников точно не надо — там мои способности рассмотрят под микроскопом, и распорядятся, как им надо.

А я очень не хотел, чтобы меня «сломали».

Тут мне сразу вспомнились капитские допросные… Немногие псионики могли выдержать их пытки, и лучше уж сразу умереть в бою, чем попасть туда.

— Ладно. Филиппо, так Филиппо, — усмехнулся я, и напомнил, — А что насчёт изгнания Одержимого?

Внутри меня всколыхнулась злоба. Тёмный подселенец прекрасно слышал нас, и я был уверен, ещё будет пытаться помешать.

Афанасий бросил на меня быстрый взгляд, потом оглянулся на спящую Избранницу.

— Отшлёпай Незримая эту Эвелину, дочь неразумную, — вырвалось у него, — Болтает вечно, чего не попадя.

Некоторое время он смотрел на свою застывшую руку с ложкой, и тут я заметил, что его пальцы дрожат. Но старик взял себя в руки, сжал ложечку в кулак, и медленно выдохнул.

Он поднял взгляд на небо, рассветная половина которого уже окрасилась в малиновый цвет, и прошептал коротенькую молитву. Потом закрыл глаза, словно меня тут не существовало, и будто я не ждал от него ответа.

С другой стороны, я остро ощущал, что внутри старика шла борьба, не уступающая мои внутренним разборкам с Одержимым. Словно Афанасий решал, кидаться ему грудью на амбразуру, или же отступить обратно, в тёплую и уютную жизнь войскового священника.

Наконец, глаза старика раскрылись:

— Эвелина говорила тебе, что обряд изгоняет всех, оставляя лишь законного хозяина?

Я прикусил губу, потом кивнул:

— Да.

— Я не могу взять на себя такой грех. Убить Предтечу? Нет!

Афанасий замотал головой. Стараясь не смотреть на меня, он осторожно стал снимать с треноги котелок.

— Твою псину, старик, — не сдержался я, — Ага, значит, как кинжалом угрожать, так ты первый в очереди после неё?!

Я повысил голос, и проснулась Эвелина. Девушка осторожно, чтобы не потревожить Хромого, села и сонным взглядом уставилась на нас, широко при этом зевая.

Старик покосился на чернолунницу и стал оправдываться:

— Да, мы хотели убить Одержимого. Но я же не знал тебя тогда, сын мой! Теперь не смогу…

Я едва сдержался, чтоб не застонать от бессилия. То есть, иди с миром, Иной, и пусть твою душу Одержимый сожрёт, но рисковать твоей жизнью мы не можем.

Тут послышался сонный голос Эвелины:

— Если бы можно было как-то пересадить тебя, деверь, на время обряда. Или закрыть где-нибудь, ведь говорят, бывают артефакты.

— Какие артефакты, дочь моя? Это надо в Храм Первого Полнолуния…

— Зачем тогда вообще завели разго..? — начал было я, но тут же осёкся, — Погоди, что ты сказала?!

Я уставился на Эвелину. Так как раз тянула носом, вдыхая аромат малинового чая, как удивлённо вздрогнула.

— Я?

Я радостно кивал. Яркой, медленно затухающей вспышкой мой разум озаряла идея.

Ну, ты и тугодум, Тим, очковый ты пёс…

«Даже не смей, Иной! Ты сдохнешь прежде, чем попробуешь! Имя нам — Легион, и сила наша неизмерима!»

«В задницу пошёл», — коротко ответил я, сжав в ладони раскалившийся символ Чёрной Луны.

— Я не могу тебя убить, Предтеча, — оглянувшись на Эвелину, повторил старик и грустно вздохнул, — Я и там в городе не смог бы тебя убить, если уж честно.

— Так, не паримся, — по-деловому отмахнулся я, потому что мой мозг заработал уже на всю, — Итак, старый. Если я найду способ спрятаться, ты устроишь обряд?

Тот вытаращил глаза:

— Найдёшь способ?

— Да, чернолунная твоя душа!

— Ну-у-у-у мне надо долго молиться, потому что только духовная чистота перед Незримой позволяет выдержать обряд. И если я буду полон сомнений, то…

— Ты. Устроишь. Обряд?

— Да, — вздохнул Афанасий, мельком недовольно оглянувшись на Эвелину.

Та улыбалась, зачерпывая чай ложечкой из котелка.

Я как раз думал, не завалялся ли где в лагере никому не нужный оракул, когда в лагере послышались свистки. Вокруг потухших костров засуетились тени, солдаты стали вставать.

Меня кольнуло предчувствие, и оно не обмануло. В свете нашего костра появился усатый Хомяк и, широко улыбаясь, сказал:

— Ну что, вылунь, сбылась твоя мечта, глянешь сейчас на Царскую Гвардию. Едет, едет государь-то!

Я автоматически стал тянуть голову, пытаясь вглядеться в горизонт, в ту сторону, куда смотрела половина лагеря. Рассвет был за спиной, поэтому в том краю ещё темнела отступающая ночь, и ничего толком не было видно.

— Так, я не понял, а чего расслабились-то? Как Царя встречать надо, не знаете? — голос Хомяка налился сталью и прогремел трубным рёвом над лагерем, — Отделение, ра-а-авняйсь!!!

Приветствие Царя больше напоминало смотр войск. Я стоял в шеренге во втором ряду и смотрел, как приближается Царская Армия.

Я знал, что тут обязательно будут Стражи Душ, причём высокого ранга, поэтому вперёд не лез. Эвелина заведомо достала какие-то тени, и мастерски поработала с моим лицом. Избранница вопросов не задавала, прекрасно понимая, что мы теперь все скрываемся.

Удивительно, как меняется человек, если нанести немного тонального крема на нос и щёки. Мой дрищ стал довольно пухловатым, а со второго ряда так вообще меня и не разглядишь, будь ты хоть супер-детективом.

Сами чернолунники были совсем рядом, за моей спиной, и я даже слышал, как тревожно шептались Эвелина с Афанасием. Они о чём-то спорили, но из-за гомона в рядах солдат я не мог расслышать.

Пользуясь знаниями псиоников, я ради маскировки замкнул энерго-потоки своего тела в самый экономный цикл, пытаясь излучать в пространство почти столько же псионики, сколько и безлунные солдаты вокруг. Иначе можно перестараться, закрывшись слишком плотно, и для чувствительного сканера я буду выглядеть чёрной дырой посреди звёзд.

Вообще, я перестраховывался, пусть и понимал, что тут очень мало людей, которые могли меня узнать. Я разительно изменился за эти дни — щёки покрыла пуховая щетинка, которая, хоть и плохо скрывала мой шрам, но тоже была рыжей, а это очень меняло лицо. Плюс красная шевелюра, которая отросла настолько, что уже закрывала мне уши — ещё немного, и я смогу увязывать волосы в хвост. Да и физически я окреп, всё-таки за последние недели мне пришлось немало побегать, и худо-бедно напитывающая чакры псионика тоже влияла на тело.