Конечно, всегда остаётся вероятность дождаться кого-нибудь самоуверенного… или хотя бы просто алчного… кто решит, что, как говорят люди, игра стоит свеч, и пара часов кипящей воды смывает любое прошлое.

Бывает и такое…

…только верить в чудеса — не для нас!

— Навсегда, — эхом отозвалась Эмма. — Алекс… наверное, это ведь очень страшно — умирать вот так?

— Я не знаю.

За свою жизнь я никогда ещё не оставался в одиночестве. Бывали, разумеется, периоды, когда я не имел конкретного хозяина, но без внимания со стороны людей не был ни разу. Всегда рядом находился кто-то, могущий почистить… проверить смазку…

— А ведь на месте Макса мог оказаться любой из нас.

— Да.

Я не стал напоминать Эмме, что угроза ещё не осталась позади и что наши хозяева могут нести в себе те же погибельные семена. Взамен я представил…

…как лежу на коленях мертвеца, и склонившееся надо мной лицо постепенно превращается в скалящийся череп. А вокруг — только серый асфальт и серый бетон, огненный шар солнца прыгает по небу, словно мячик, из одного угла в другой, день и ночь в пулемётном темпе сменяют друг друга, и бешено мчащиеся облака изредка зависают над мёртвым городом, чтобы хлестнуть по нему плетьми дождевых струй. Лежать и чувствовать, как неторопливо, микрон за микроном, твоё тело начинает становиться чужим.

Это начнётся почти сразу. Первый же рассвет осядет на металл капельками росы. Спустя несколько часов их выжгут солнечные лучи, но процесс уже будет запущен. Крохотные рыжие пятнышки начнут расти вглубь и вширь, сливаясь в причудливые узоры… а я смогу лишь бессильно наблюдать за тем, как невесомой пылью отлетает часть меня… пока однажды тяжёлые градины не размолотят изъеденный остов до состояния горсти обломков.

Сколько уйдёт на это времени? Годы? Десятилетия? Века?

Интересно, как ржавение может сказаться на памяти? Забуду ли я постепенно всё, что видел и знал: тепло человеческих рук, ласковые касания масла и то, главное, вытесняющее всё остальное, когда вспыхивающий внутри огонь на доли секунды делает тебя равным людским богам. Пусть наполовину — нам не дано создавать жизнь, зато как мы умеем её отнимать!

Лучше бы забыть… потому как в противном случае хуже подобной смерти может быть разве что подобное бессмертие.

Как и люди, оружие может умирать по-разному. Я видел смерть в бою, когда реакция взрывного разложения, — та же, что и вспыхивающая во мне при каждом ударе бойка, но только в тысячи раз сильнее, — сверхмощным ударом рвёт металл. Видел, как рубят всё на своём шальном пути горячие осколки. Слышал скрежет попавших под траки — и крики тех, кто в языках пламени таял, словно воск, стекая на залитое горючим днище боевых машин. Это смерть в бою, и каждый из нас от рождения несёт в себе её частицу — ведь мы рождены для боя. И эта участь — лучшая, какую только может желать себе любой из нас.

Мы можем стать ненужными — такое бывает, когда вокруг появляется много более совершенных собратьев… или просто когда людям надоедает слишком уж часто убивать друг друга. Тогда одних ждёт консервационная смазка и бесконечность полок, самых же невезучих — пресс и мартен. Это рациональная доброта людей — они помогают нам появиться на свет, и они же заставляют нас умереть. Правда, некоторые говорят: пройдя этим путём, такие, как мы, можем возродиться вновь, более совершенными. Я не верю в это. Красивая мечта, согласен — только пройдёт ещё немало лет, прежде чем оружие переплавит её в то, что среди людей принято называть религией.

Но медленное умирание в одиночестве… когда у тебя остаётся лишь бесконечность, беспомощность и боль.

Это и в самом деле очень страшно.

Интересно, а люди когда-нибудь задумываются о том, что и мы умеем бояться смерти?

Что оружию тоже бывает страшно?

А на затвор легла роса,

И грезится весёлый май,

И хочется закрыть глаза,

Но ты глаза не закрывай.

Олег Митяев

Шемяка

Когда его дёрнуло в первый раз, он не придал этому значения. Глупость, конечно же, сам ведь буквально только что рычал и выл на тему: в скелете не бывает мелочей. Но в тот момент Айсману и впрямь было не до того. И так едва-едва хватало сил и времени успевать следить и за Анной, от которой сейчас можно было ждать любой глупости… ну и надо было кому-то посматривать по сторонам — ведь они всё ещё были в скелете. А здесь поговорка о двух снарядах и воронке совсем не в чести — наоборот, мёртвый город очень внимательно следит: не дашь ли ты, дружок, слабину, не расклеишься ли хоть на малость? И если этим серым коробкам с чёрными провалами выбитых оконных глазниц покажется, что ты сдал, — хорошего не жди!

Он не обратил внимания ни в первый, ни во второй Раз. Но зато в третий его скрутило уже качественно. Едва не выронив Сашку, Айсман упал на колени, согнулся и, сорвав респиратор, принялся старательно выгрызать куски воздуха.

— Что с тобой?

— Всё… в… порядке, — кое-как сумел выдавить Сергей, отчётливо понимая, насколько плохо вяжутся эти его слова с его же внешним видом: бледность, холодный пот, перекошенная от боли рожа… мать-мать-мать, ну до чего ж не вовремя!

— Давай помогу…

— Н-не надо. Лучше отойди… подальше.

Вместо этого чёртова девчонка взвалила его на плечо — да так, что едва руку не вывихнула. Наверное, он бы не сдержался, взвыл, но как раз в этот миг очередная волна боли стиснула зубы, ничуть не хуже пружины медвежьего капкана.

— Ф-ф подъезд, — только и смог прошипеть он.

Замок на двери квартиры Анна сбила с одного удара. Особой лихости, впрочем, в этом не было — он и так едва держался на проржавевших почти насквозь шурупах, ещё пяток лет, и наверняка бы рассыпался по лестничной площадке без посторонней помощи. Поставив — вернее, кое-как уронив — рюкзак на пол прихожей, Сергей на подгибающихся ногах протащился в комнату… сморщился при виде вытянувшегося на диване костяка в полуистлевшем платье. Фигня, брезгливым в следопытах не место, а ему сейчас и вдвойне. Три движения — завёрнутый в покрывало костяк с отчётливым стуком улетел на пол, и Шемяка, рухнув на кровать, скрючился на ней в позе утробыша. Уши, правда, зажать коленями не вышло, гибкость уже не та.

— Сергей…

— Анна… уйди…

Я в порядке, я в порядке… вот сейчас она уйдёт, и я встану… потихонечку, держась за стеночку… встану и поползу…

— Я никуда не уйду, слышишь! Ушла уже… только что… хватит! Одна всё равно не дойду! Сергей, ты слышишь меня?! Да ответь же…

«Как же она мне надоела, — тоскливо подумал Шемяка. — Ладно бы ещё только кричала прямо в уши… но ведь она ещё и за плечо трясёт. Ногой её пнуть, что ли… так ведь это шевелиться… ой-ё…»

— Ань… Анют… послушай… ай…