Не приведи Создатель она запомнит его таким. Таким. В последний раз.

Покидать бунгало ей было все равно, что отрезать себе разом обе руки. Зеркало в коридоре отразило не белокурую девчонку, а девчонку-зомби с распахнутыми стеклянными глазами, пятнами на щеках и сжатой, как у киборга, челюстью.

* * *

Он сказал «молодец»…

Придурок-придурок-придурок…

И она поверила. Поверила, что нашла сапфир. И они потеряли время. Ехали назад, она болтала, почти веселилась, она верила – ешь твою налево, – ОНА ВЕРИЛА, что теперь уже все хорошо. А его бледность – списала на нервы? Дура…

Атлас с пометкой и координатами нашелся в машине – Лана схватила его и побежала вверх по улице туда, где дорога была более оживленной, где она могла поймать такси. Уже на бегу проверяла, есть ли деньги, хватит ли оплатить, чувствовала, что больше не умеет связанно думать – разучилась, растрясла голову, от паники растеряла логику.

Жизнь сократилась до отрезка в три часа.

Он стоял перед ее глазами скрюченный – Мо, – она не могла не вспоминать о том, что он теперь сидит там один, и от этих мыслей ей делалось дурно до темных пятен перед глазами.

Он не повез бы ее… А на джипе она не умеет.

Такси. Она заплатит миллион, если нужно, пусть только ее довезут…

* * *

– Куда ехать-то?

Она совала водителю под нос карту.

– Туда? Да это же у черта на куличках? И что там такого – это же пустырь?

– Сколько?! – орала Лана и бешено вращала глазами.

Перед ней закрыли окно. Ошарашенный водитель отгородился им, как стеной безопасного бункера.

Со вторым она сделала умнее – произнесла сразу:

– Двести долларов туда, двести обратно. И сотня за ожидание.

Чернявый таксист с бледным лицом долго изучал карту. Он оказался спокойнее первого, уравновешеннее. Эмоции странной пассажирки, если и раздражали его, то не пугали.

– Сколько ждать?

Она прикинула: туда и обратно – полчаса. В комнате ей нужна минута – она помнит, где оставила камень-близнец.

Если откроется дверь. Если она сможет вынести сапфир наружу.

Эти мысли она «не думала» – не позволяла себе.

– Тридцать пять минут.

– По деньгам пойдет.

Лана тут же запрыгнула на заднее сиденье.

– Если будешь гнать в два раза быстрее, я заплачу вдвойне.

Мужик хмыкнул, бросил на нее саркастичный взгляд и щелкнул ремнем безопасности.

(Marco Beltrami – End Credits (OST Я, Робот))

Она ненавидела этот момент. Ненавидела себя за то, что попала в него, за то, что от волнения забыла схемы, ненавидела за то, что оставила Марио одного. Она не простит себя сама. Если…

Это «если» не давало ей дышать.

Жизнь не должна быть такой, не должна ставить людей перед таким выбором, не должна так проверять…

Он там один. Может быть, ему больно, может быть, он ползает по полу, хрипит…

Лане хотелось провалиться в черноту, чтобы перестать думать, – она не должна поддаваться слабости, пока еще есть шанс, еще не все потеряно, не должна.

Водитель действительно гнал – она показала ему деньги, уведомила, что сможет заплатить. Он нарушал все мыслимые и немыслимые правила, а Лане все казалось, что машина ползет и залипает во времени, – на дороге постоянно попадались препятствия – другие машины, велосипеды, зазевавшиеся пешеходы, перед которыми приходилось тормозить.

Она сделалась такой бледной, какой не была никогда.

Даже если ехать быстро – это сорок минут туда, сорок назад. В лучшем случае. И бежать ей до будки и обратно полчаса… Минут двадцать?

А если дверь не откроется?

Она, наверное, сядет там. Ей не захочется возвращаться, но она вернется, потому что она должна быть с ним. Держать его за руку, возможно, уже холодную. Она все равно должна за нее держать. Должна будет проводить его…

Лана смотрела вокруг и ничего не видела. Она, обхватив себя руками, раскачивалась на сиденье взад и вперед.

Столбики с номерами казались ей крестами. Чужими могилами.

Третий, четвертый… Кое-как девятый, десятый. Пятнадцатый, восемнадцатый, двадцать первый – она смеялась здесь, сидя в джипе на обратном пути, и теперь не могла себя простить. Гребаный лес, гребаные пальмы – почему так далеко?

Как он там? Как?…

Наверное, она могла ему позвонить – у нее был телефон, – но Лана боялась. Боялась, что начнет рыдать и не остановится, боялась, что он начнет говорить, как сильно любит ее, что не обижается, что они старались… Нет-нет-нет… Она вернется, вернется с камнем, и не придется звонить. Она успеет, ведь, судя по часам, они едут быстро.

– Где-то здесь? – спросил водитель, когда миновали двадцать четвертый километр.

– Остановитесь у указателя с отметкой «двадцать пять».

– И вы пойдете… в лес?

– Да.

Ее не стали спрашивать «зачем», лишь предупредили:

– Жду тридцать пять минут и не больше. Деньги сейчас.

Она, не пререкаясь, расстегнула на сумке замок.

– Только дождитесь, – попросила хрипло. – Это важно, слышите? Очень. От вас зависит чужая жизнь.

Она выпрыгнула из такси – мотор еще не заглох. Ринулась сквозь заросли, отыскала тропинку, бросилась по ней со всех ног – бежала и не видела ничего вокруг – вперед-вперед-вперед. Вскоре почувствовала, как сбилось дыхание, как начало саднить горло и гореть легкие. Она должна добыть ему камень, должна, и плевать, если она сдохнет от перенапряжения после. Мо. Должен. Выжить.

Корни, ветки… Некоторые отрезки пути казались ей знакомыми, другие – нет. Не верилось, что совсем недавно они шагали здесь вместе. Почему она забыла схемы? ПОЧЕМУ? Она выдернула бы на себе волосы, если бы это помогло, но у нее не было времени даже на самобичевание. Все. После.

Немыслимое количество вещей, начиная с этого отрезка времени, могло пойти не так, как например: в конце тропинки могло не оказаться самой комнаты. Отслужила и исчезла. Но Лана по непонятной причине была уверена – комната осталась, и она пустит ее внутрь. Ведь Лана – не «розеточник» и вообще не должна была подозревать о существовании «ковчега». И, если так, то и камень комната отдаст, ведь Лане его себе не вставлять?

Конечно, возможно, бредни.

На следующие несколько минут вокруг не осталось ничего, кроме собственного шумного дыхания – Лана неслась вперед галопом.

Железная будка. Недопортал. Недотуалет инопланетян. Все та же круглая ручка – она не стала задерживаться перед дверью, молиться и поклоняться ей – была готова голыми руками рвать металлические листы, если понадобится. Выкорчевать эту конструкцию с корнем, размять ее, раскрошить – Лана чувствовала в себе недюжую, нечеловеческую силу. Наверное, именем ей было отчаяние.