– Нет, я не погибну. Вернусь.

Наверное, он разговаривал во сне с матерью или невестой. Сержант снова закрыл глаза. Снаружи перекликались часовые, давал одну-другую очередь дежурный пулемёт. Что будет завтра? Поскорее бы всё закончилось. 

* * *

Несколько танков из батальона капитана Зубова стояли готовые продолжить атаку. Два горба сопки Песчаная освещало утреннее солнце. Экипажи ждали команды, а Егор Зубов ожидал, когда отбомбятся наши самолёты.

Бомбардировщики СБ сыпали стокилограммовки, которые взметнули на склонах завесу дыма и размельчённого песка. Взрывы накрывали всё новые и новые участки, казалось, что там не останется ничего живого. Действительно, бомбы и снаряды уничтожили на сопке большую часть японской артиллерии. Мощные толчки обрушивали подземные укрытия, в которых бесследно исчезали солдаты и офицеры.

Комбат Зубов знал, что, едва замолкнут взрывы, уцелевшие защитники высоты тут же займут свои окопы и орудийные капониры. По ним требовалось ударить, пока японцы не отошли от грохота.

Конечно, августовские бои не сравнить с отчаянной атакой на плоскогорье Баин-Цаган, когда батальоны бросили под японские снаряды без всякого прикрытия. Тогда сгорели и были подбиты более половины танков в бригаде.

Теперь вражеские позиции долбили крепко. Стояла наготове пехота, готовились открыть огонь гаубичные батареи. Поддержка имелась неплохая, но и японцы дрались насмерть.

– Ребята, осторожнее, – предупредил танкистов комбат Зубов. – Действовать только вместе с пехотой. Не забывайте, что случилось вчера.

Никогда раньше Зубов не употреблял слова «осторожность». Слишком близко стояло оно рядом с понятием «трусость». Но вчера получилась спешка, и закончилась она плохо.

Неполный танковый взвод из двух машин оторвался от пехоты. Его командир хотел захватить одну из бесчисленных высоток, а проще говоря, бархан. Не бог весть какая победа, но с бархана открывался путь дальше… к победе. Так считал лейтенант.

Машины, буксуя в песке, оседлали высотку. Но из норы японские сапёры подсунули бамбуковым шестом под головной танк увесистую мину. Она шарахнула так, что вырвала ведущее колесо и кусок гусеницы. Прежде чем экипаж во главе с лейтенантом пришёл в себя, БТ-5 забросали бутылками с бензином.

Было жутко смотреть, как из машины выскакивали горевшие люди. Ревущее на ветру пламя не могло заглушить крики обречённых танкистов. Командир второй машины вёл огонь из пулемёта и гнал танк ближе к товарищам. Он хотел их спасти, хотя сделать это было невозможно.

Второй лейтенант знал только одно – бросать своих нельзя. БТ-5 завяз в песке, с усилием вырвался, но его окружили японские солдаты. Лейтенант не мог их достать из пулемёта и, открыв люк, отгонял пистолетными выстрелами. Эту машину тоже подожгли. Когда к месту боя прорвались остальные машины, там уже не осталось живых людей.

Ветер крутил языки огня, пахло горелой человеческой плотью. Оба экипажа погибли в своих танках, извлечь останки удалось лишь через несколько часов.

– Вот так, Чурюмов – показывал направление молодому ротному комбат Зубов. – Смотри в оба.

В оба глядел и взводный Тимофей Сочка. Старшина очень не хотел погибнуть в этих последних сражениях, когда японцев добивали, а они по-прежнему дрались с обречённым отчаянием.

– Ну, с Богом!

Танки двинулись вперёд, от них не отставала пехота. Ранним утром ветер ещё не набрал силу. Дымное облако опускалось медленно, давая возможность танкистам приблизиться к очередному узлу обороны.

С одной из вершин открыли огонь два уцелевших полевых орудия. В их сторону немедленно ответила тяжёлыми снарядами гаубичная батарея, стоявшая у подножия.

Командир роты Алексей Чурюмов на скорости проскочил пологий участок склона, где росла трава. Теперь начинался более крутой подъём, гусеницы вязли в песке. Танки вынужденно сбросили скорость, их догоняла отставшая пехота.

– Не рвись вперёд, – напомнил лейтенанту механик-водитель Пятаков. – Здесь норы в достатке понатыканы.

Действительно, из узкого окопа высунул голову японский солдат, огляделся и снова спрятался.

– Берём правее, – дал команду Чурюмов и тут же охнул. – Зенитки, мать их!

Командир укрепрайона, опытный японский подполковник, ещё вчера приказал рассредоточить остатки зенитной батареи. Автоматические германские пушки были эффективны и против самолётов, и против танков. Их осталось всего две, расчёты спешно крутили штурвалы наводки – стрелять придётся сверху вниз.

Небольшие снаряды били по песку, нащупывая цель. Все шесть машин в роте Чурюмова взбирались по крутому склону, не имея возможности маневрировать. Роту прикрыл резервный взвод, оставленный капитаном Зубовым. Башенные «сорокапятки» вступили в дуэль и после нескольких залпов накрыли одну из зениток.

Пять танков одолели подъём. Шестой, подбитый, сползал по сыпучему песку вниз. Заряжающий помог раненому лейтенанту выбраться из машины, а механик-водитель не давал «бэтэшке» опрокинуться. Сержанту повезло. Снаряды могли легко пробить лобовую броню, но пролетели мимо.

Зато пять машин оказались под сплошным огнём. Сверху посылала снаряды зенитка, стреляли в упор пулемёты. Бежали сапёры с горючкой и минами. Случись это месяц назад, неполная рота была бы уничтожена. Но танкисты уже набрались опыта, действовали слаженно и быстро.

Зенитка всё же успела подбить машину, загорелся двигатель. Развернуться как следует вражескому расчёту не дали. Два танка ударили осколочными снарядами, раскидав японских артиллеристов. Старшина Тимофей Сочка крутил башню, доставая пулемётными очередями сапёров. Командир другой машины смахнул орудийным выстрелом «Гочкис» и дал задний ход, чтобы увернуться от летевших бутылок с бензином.

Лейтенант Чурюмов посылал очереди в уцелевших сапёров, подоспела пехота. Все вместе навалились на полузасыпанную траншею. Под гусеницами трещали раздавленные пулемёты и винтовки, тела японских солдат. Те, кто пытался пробиться к вершине, падали, срезанные пулями.

Некоторые в отчаянии бросались на танки со штыками наперевес. Их тоже не щадили. Японский офицер стрелял из пистолета, пока не упал. Несколько солдат сбились в углу траншеи. Они не выпускали из рук оружие, тяжело дышали, но сдаваться не решались. Лейтенант Чурюмов навёл на них башенную пушку, солдаты поняли, что при первом же выстреле их разнесёт снаряд.

Унтер-офицер, старший в группе, бросил под ноги винтовку. Его примеру последовали остальные. Почти все сдавшиеся (около десятка человек) были ранены или контужены. Не привыкшие щадить пленных, они вздрагивали, когда санитары перевязывали наиболее пострадавших. Солдаты ждали смерти, затем понемногу успокоились. Некоторые закуривали, избегая делать резкие движения. Все они хотели жить. Русские могли легко расправиться с ними, но не тронули сдавшихся.

Тот день запомнился комбату Зубову короткими злыми схватками. Практически вся японская артиллерия на сопке Песчаная была уничтожена. То в одном, то в другом месте по танкам и пехоте открывали огонь из стрелкового оружия. Снова бежали солдаты с пакетами взрывчатки и падали один за другим под пулями наступавших.