который изображен на этом, первом этюде. Но потом передумал и уже на втором наброске все-таки написал церковь постройки конца восемнадцатого века, сохранив ее и в оригинальной версии картины. И ценность этого этюда как раз в том, что он не похож на законченный оригинал и может восприниматься как отдельное художественное произведение, написанное Алексеем Саврасовым, – четко и понятно, словно на лекции в Академии, рассказал Алик.

– Я, конечно же, не сильна в живописи, но мне нравится, – прокомментировала я свое впечатление о картине.

– Таня, а знаете что? Если вы хотите, то можете выбрать себе любую из моих картин, – предложил Алик, жестом руки приглашая меня не стесняться и выбирать любое полотно в его студии.

Я сначала смутилась от такого предложения, но раз уж предлагают, то отказываться – грех. Я внимательно обошла все полотна и рассмотрела все картины. Понравилось все, но тащить в аэропорт, а потом еще и из него до квартиры сразу две картины было несподручно, и я придумала, как мне выйти из этой ситуации.

– Мне все нравятся, – с энтузиазмом сказала я, – но больше всего понравились «Коты прилетели». Вот если бы вы, Александр, смогли такую картину нарисовать еще раз, а потом выслать ее мне, то было бы просто суперздорово!

– Без проблем, – развел руками Вишневский. – Через пару недель получите свой шедевр. – И тут же, вздохнув, пожаловался: – Правда, мне эти «Коты прилетели» уже вот где. – Он показал ребром ладони на горло. – Но для вас, Танюша, я готов даже на такую жертву.

– Ну, раз так, то я улетаю спокойно, – заявила я, выходя из студии. – Кстати, Василек, – повернулась я к Василисе, – что-то я с самого обеда не видела Перси.

Василиса загадочно улыбнулась и пожала плечами.

– Не знаю. Сама удивляюсь. Но мало ли у него своих кошачьих дел.

Когда же мы с ней вошли в мою комнату, то обнаружили Перси на кровати. Он сидел и удивленно смотрел на загадочно появившуюся там в наше отсутствие корзинку. Что там было внутри, видно не было, потому как корзина была с крышкой.

– Это чего? – удивленно спросила я и с подозрением посмотрела на Ваську.

Та опять пожала плечами и, едва сдерживая улыбку, показала на корзинку.

– Открой да посмотри. Вон Перси в нетерпении весь. Да и мне тоже любопытно.

Я хмыкнула и пошла открывать. Ожидала я увидеть там все, что угодно, но только не то, что там, в этой корзине, было. Внутри сидел еще один Перси. Но только в миниатюре, и смотрел на меня своими чистыми ярко-голубыми глазищами. Я чуть не разревелась от умиления, хотя приступами сентиментальности никогда не страдала.

– Васька, что это? – спросила я Василису, ошарашенная таким сюрпризом.

– Это кошечка, дочка Перси, – смущенно ответила она. – Перси хоть и непородистый, но всем нравится. Вот у меня и просят иногда его для вязки. Это – она указала на котенка, – его последнее произведение. Мне ее сегодня принесли перед самым обедом. Я думала, что, может…

– Что я захочу ее взять с собой, – перебила я ее, и она кивнула.

– Нет, ну если ты не хочешь… – Василиса потупилась.

Мне, конечно же, кошки после жизни в Питере стали нравиться немного больше, чем раньше, но чтобы держать кого-то из этого семейства у себя в квартире… Меня ведь и дома никогда не бывает! Кто за ним, то есть за ней будет присматривать? Но тут мне в голову пришла гениальная мысль. Гарик! Вот кому я презентую котенка аж из самого Питера! И пусть только попробует отказаться!

«Точно, приду к нему на свидание с котейкой, – коварно подумала я, мысленно потирая руки в предвкушении увидеть, какое у него при этом будет лицо. – Вручу в знак благодарности за содействие в раскрытии преступления. А потом все время буду у него интересоваться, как она, моя кисулечка, там поживает».

– Я ее беру, – решительно заявила я Василисе. – Но раз она, – я указала на кошечку, которую с подозрением обнюхивал Перси, – подарок для меня, то и распоряжаться я ею могу, как хочу. Так? – Василиса посмотрела на меня с подозрением, но кивнула. – Тогда, – я стала доносить до нее свою мысль, – я подарю ее своему другу, который помог мне в расследовании вашего дела. Согласна?

Васька заулыбалась и закивала с удвоенной силой.

– Да, да, можешь кому угодно ее отдать. Она уже твоя.

– Василиска, – решила я все-таки объяснить подруге свой поступок, – ты только не обижайся на меня, что я кошечку не себе оставляю. Я бы с удовольствием. Но эта такая ответственность, а меня сутками дома не бывает.

* * *

Распрощалась я с супругами Вишневскими тепло и по-дружески. С Васькой мы договорились созваниваться хотя бы пару раз в месяц, и через пару часов я уже летела домой, в Тарасов. На коленях у меня стояло лукошко с Аревик, что по-армянски означает «Солнышко». Так я решила назвать кошечку. Думаю, что Гарику понравится такое имя, как и сам мой подарок.

До свидания, Питер! Я с тобой не прощаюсь и надеюсь, что мы еще встретимся.