29. Сила духа

— Я вились презренные людишки! — Раздался громогласный рёв, когда старый следователь едва успел ступить на твёрдую землю у стен купеческого дворца.

— Где они? — Спросил сам у себя пожилой человек, озираясь по сторонам в поисках Сергея и мастеров.

Вокруг не было ни души, только громогласное ужасающее рычание с чётко различимой человеческой речью, доносилось из дворцовых ворот. Потапыч осмотрелся, осторожно двинулся вперёд, не понимая, как так могло случиться, что место, спрятанное от людских глаз столько веков, не было тронуто временем. Дворцовые стены казались такими новенькими, словно их только — только отстроили. Ощущение новостройки добавлял и тот факт, что вокруг стен не произрастало ни одного растения, словно их вытоптали во время строительства и до такой степени затоптали землю, что жизнь всё ещё не могла пробиться через твёрдую земляную корку.

— Умрите! Я полакомлюсь вашими душами! — Вновь раздалось ужасающее рычание и Потапыч, осторожно ступил на дворцовый дворик.

Там на красивой, небольшой площади с круглым подъездом к ступеням крыльца, в центре которого красовалась клумба без цветов, но с ажурным бордюром, стоял сам демон. Огромное, чудовище с эфирным бело — синим телом, что постоянно меняло форму и плотность, то становясь летучим, словно дымка, то превращаясь в живую плоть и кровь, зыркало кроваво красными глазами на наглых людишек, что посмели встать на его пути.

— А подавиться не боишься? — Дерзко спросил Сергей в котором, растерявшийся от неожиданности следователь, едва признавал своего подопечного. Обычно спокойный парень, сейчас просто пылал от ненависти и возмущения. От него так и веяло решимостью и жаждой убивать.

— Вот я дурак. — Не решаясь вмешаться в происходящее, подумал Потапыч. — Совсем забыл, что наш мелкий в горячей точке побывал, и руки человеческой кровью замарать успел. Видно совсем я постарел, раз не заметил, вернее, забыл об этом. А ведь надо было помнить о точках на руке. Расслабился день ото дня, работая с ним бок о бок. Да и как не расслабился, ведь паренёк — то не перечливый, покладистый и такой домашний. Оказывается, это на него война так подействовала. Мда. Она всех меняет. Всех делает другими, даже если этого не замечаешь. Одни придя домой не находят себя в мирной жизни — ломаются, спиваясь. Другие пускаются во все тяжкие, наживая кучу бед на свою пятую точку. Третьи замыкаются в себе и уходят с головой в веру. Четвёртые стараются жизнь прожить за себя и за того парня, что навеки остался на поле брани. А вот пятые. Пятые, осознают ценность жизни, ценность семьи и ступают на путь созидания. Видно и Серёга, из таких, из пятых. Дома в кругу семьи мирный и заботливый, но стоило с врагом лицом к лицу сойтись, как нате вам, прямо пышет жаждой крови. Хм. И кто после этого тут настоящий демон?

Тем временем, пока Потапыч философствовал, демон распалялся, бросив на смертных первый удар, своей беспощадной аурой.

— И что это было? — С уничижительной ухмылкой спросил Роман, разгоняя перед собой сего — синюю дымку демонической ауры. — Ты нас запердеть решил? Так не выйдет моя сила воли, не позволит тебе нас в этом тумане удушить. Видишь? Даже делать ничего не приходится. А всё почему? Потому что я крестьянин, чьи предки веками работали на земле и растили скот. Неприятные запахи для меня и моей ауры — ерунда. Даже такие демонические — ерунда, ибо моя сила воли, благодаря которой я тружусь в поле и на ферме, постоянно совершенствуя её упорной тяжелой работой, просто автоматические нейтрализует твои миазмы. Так что, хоть упердись, а всем, кто находится в зоне действия моей силы воли — она нипочём.

— Ха-ха-ха! — Злобно рассмеялся демон. — Сила воли у него? Да чхать я на неё хотел. Все задохнётесь и здохнётесь от моей ядовитой ауры. — Заявил злобно демон, выпуская в наглецов новую порцию ядовитого газа. — Сила воли у него! Тьфу! Посмотрите на этого смерда, силу воли он культивирует! Не смеши меня! Нет такого способа, чтоб какой — то человечек, настолько свою силу воли развил, что она мой яд нейтрализует.

— Идиот! — Заявил фермер. — Это же надо, какой тупой демон нам попался. Сам подумай, глупец. По моей воле рождаются на белый свет сотни цыплят из яиц. Это я закладываю их в инкубатор, переворачиваю каждое в ручную. А потом из них, по моей воле, вылупляются цыплята, и первое что видят в этой жизни — мои руки. Я их кормлю, пою и лелею для того, чтобы потом, по своей воле убить. Доходит, тупица? Руки, от которых птенцы привыкли видеть тепло и заботу, предают их и наносят последний удар, отнимая жизнь. Это подлое предательство как не крути, но это предательство — моя воля. И будь эта воля слаба я никогда бы не смог обеспечить людей качественным мясом. Если мне под силу подавить силой своей воли собственную совесть, если я могу ею наступить себе на горло и заставить себя сделать то, что совершенно не хочу, то отчего меня воротит, то уж справиться с твоими ядовитыми миазмами я точно сумею. Ибо самый главный враг для меня — я сам.

— Проклятый крестьянин! Копался там у себя в курятнике, так чего сюда припёрся, иди, копайся дальше. — Поняв, что человечек перед ним и правда умеет своей аурой, что пропитана ужасающей силой воли, нейтрализовать его демонический яд, заявил демон.

— Не могу. Твои проделки мне мешают, расстраивают мои планы, мешают моей воле. Поэтому, извини, но я вынужден прибить тебя, чтоб не лез, куда не надо.

— Размечтался! — Заорал демон и, увеличившись в размерах, стал бросать в противников сгустками демонической энергии наполненной стихиями. — Раз не сдохните от яда, помрёте от буйства стихий! Ни один человечек не может устоять перед силами матушки природы — самой жестокой в этом мире.

— Твоя правда. — Согласился гончар, едва увернувшись от шара, пропитанного ветром, что пролетев мимо него, вырвался за пределы дворца и взорвался, превращаясь в смерч. — Природа прекрасна и жестока. В ней каждый поедает каждого без зазрения совести, борясь за собственную жизнь. Только вот ты не учёл одного маленького факта. Мы — люди, тоже дети природы. Да бог нам — отец, но природа — наша мать. И в своей жестокости, мы не уступаем своей матушке, а может, и превосходим её. — Говорил гончар, продолжая уворачиваться, дабы не погибнуть.

— Да толку от вашей жестокости? Только и можете, что друг дружку