– Ну тогда все правильно, – ответила Юля. – Значит, ты все делаешь правильно! Умница, Лелька! А дедушка? Когда он ушел?

– Девять лет назад. И сам отмучился, и нас отпустил. Тяжко тогда нам было. Совсем тяжко. Два инвалида. И Надя моя тогда сама еле выжила. Знаешь, – задумчиво продолжила Лелька, – вот я часто думаю, а за что. За что мне все это? Нет, я понимаю, у всех проблемы, у всех свои драмы и даже трагедии! Но чтобы так? По всем фронтам и во все воронки? За что? Что я такого сделала, что натворила, чтобы меня так наказать? Ну да, дура, нескладеха, неряха. Учиться не захотела, на козла этого повелась. Все видела, все понимала, а повелась. Да и других, по правде говоря, не было – я все про себя понимала! Знала, чувствовала, что с таким мудаком у меня ничего не получится! Ну ладно, думала. Хотя бы рожу! Мне бы ребеночка, своего, собственного, будет для кого жить. Родила. Не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку… Потом болезнь деда. Выгляну в окно – во дворе две коляски. Стар да мал, и оба ни черта не соображают. Как мы тогда с Надей выжили? Сами не понимаем. Накормить, выкупать, переодеть…

Потом болезнь мамы. Я ездила к ней, вырывалась, на час, на два – больше не получалось. А смотреть на это было немыслимо: два месяца назад была красивая, цветущая женщина. А тут лежит желтый, изможденный, неузнаваемый человек. Слава богу, сынок ее уже подрос, да и муж неплохой. Я ж понимала, что брата не потяну. А мама просила, умоляла его не оставлять. Вот, звоню иногда. К счастью, у него все в порядке. Вот так, Юлька. Вся моя жизнь. Вспоминаю – а были ли радости, счастье? Женское счастье, такое, чтобы задохнуться от него. Помню, как вы с Петькой смотрели друг на друга! Это незабываемо.

А мне и это не дали. А вроде и подлостей я не делала, не крала, зла не желала, не проклинала. Может, и нет во мне хорошего, но и плохого, кажется, тоже. Я никому не завидовала, Юлька! Никому и никогда! Радовалась за вас с Петькой, страдала, когда вы расстались. Хотя, если честно, мои беды меня засосали, было ни до кого.

Лелька закурила новую сигарету, Юля осторожно спросила:

– Лель, а ты знала, что я тогда к тебе приезжала? Ну когда ты была с Ванечкой в санатории? Надя тебе говорила? Я очень просила ее передать, чтобы ты позвонила. Хотя бы на пару слов, Лелька! Я так ждала.

– Знала, Юль. Только ни в каком санатории я не была. Я была дома и видела тебя из окна. Ванька спал, и я боялась, что он проснется и завопит. Тогда бы обман раскрылся.

– Понятно, – вздохнула Юля. – Только по-че-му? Сколько лет это «почему» меня мучило! Даже не обида, а невозможность понять, понимаешь? Почему ты тогда отказалась от меня, почему вычеркнула из вашей жизни? Не простила, что я сбежала от тебя после того, как Петя исчез? Но разве я… – Она задохнулась от эмоций. – Помешала бы тебе? Попрекнула бы тебя? Осудила? Разве я сволочь? Как я скучала по тебе, как мне не хватало тебя! Если б ты знала! – На глазах закипели слезы. – Ты меня обездолила – знаешь, каково мне все это было? Ты мне была нужна как воздух! Как… Ой, да ладно, что говорить! Нет, я должна уважать твое решение, я понимаю. Но понять? Понять я не смогла, извини! Сколько лет я все перебирала, по минутам, по крупинкам. Думала, думала, ломала голову. Чем я тебя так обидела, чем оскорбила? Раз мы подруги, значит, все пополам? И разве я не пыталась?

Смотря вдаль, Лелька мяла в руках сигарету. Юля увидела – те, что из самых дешевых и крепких.

– Потому что не хотела тебя грузить, – нехотя проговорила она. – Тебе и так было лихо. Я тебя знаю – ты бы была рядом. Помогала, присутствовала, не отпускала меня от себя. Меня и Ваньку. А это, Юль, уже было бы слишком. Да и тебе надо было выползать после случившегося. Ну и еще я стеснялась – ни на что не годная, ни на что. Даже ребенка здорового родить не смогла! – Лелька затянулась и посмотрела на Юлю. – Ну и еще… были еще… обстоятельства, Юль. Можешь поверить.

– Еще? Ну куда же больше? – удивилась Юля.

Лелька молчала.

– Ну, давай колись! – подбодрила подругу она. – Что там еще? Хотя знаешь, подруга… Обидно. Обидно, что ты меня бортанула. Не будем говорить красивые слова по поводу дружбы, но правда обидно! Так что там еще?

– Ладно, – кивнула Лелька, – давай про «что там еще». Знаешь, я долго думала. Не просто долго – всю жизнь. Размышляла. Когда тебе сказать? Тогда не могла – дала слово. Позже? Наверное. Но опять сомневалась. Он просил не говорить – вообще никогда, чтобы тебя не расстраивать. А я все равно сомневалась. Ты должна была знать правду. Но слово меня держало. И мучило, мучило… Каждую ночь я размышляла – сказать или нет? Ну а потом все встало на свои места. Сразу я не сказала. Не могла – обещала. А потом поняла: он был прав! У тебя наверняка новая жизнь. Муж, дети – я была в этом уверена. Ты умница и красавица, не то что я! Ну и зачем тогда? Зачем напоминать? Зачем возвращаться в ту жизнь? Загадала – вот если еще раз приедешь, тогда точно скажу. Но ты не приехала. Выходит, все правильно. В общем, решила так – не сказала, значит, не судьба.

Юля попыталась улыбнуться.

– Ну а сейчас? Сейчас-то время пришло? Ну раз мы встретились? Выходит, судьба? – В голосе ее звучали сарказм и ирония.

Ох Лелька, Лелька! Всегда была фантазеркой! И тут наверняка придумала «страшную историю», вполне в ее стиле. Ну ладно, послушаем. Мы не спешим.

Лелька внимательно разглядывала ее.

– А ты классно выглядишь, Юль! Такая молодая, просто девчонка! – невпопад заметила она, словно оттягивая неизбежное.

– Брось, – отмахнулась Юля. – Просто вечер, отсутствие нормального освещения. Да, не поправилась – повезло. Но ты, кажется, тоже! – И тут же подумала: «Вру я все». Не в освещении дело. Я знаю, что выгляжу неплохо, и даже очень неплохо. А вот ты, Лелька, старуха. Правильно Савва сказал – бабка. Седые пряди вдоль худого, изможденного, измученного лица, впалые, усталые глаза, черные подглазья и морщины, морщины… везде. Под глазами, на лбу, у губ. Старушка. А руки? Сморщенные, с короткими, под основание остриженными ногтями. А рубашка эта? Кажется, мужская. И старые, тертые джинсы – не по моде потертые, а заношенные. Кроссовки потрескавшиеся, полуразвалившиеся, с грязными шнурками. Лелька никогда не отличалась аккуратностью, но чтобы так? Хотя о чем я? – одернула себя Юля. – Вот стерва. При такой жизни до кроссовок ли ей?»

– Не пудри мозги, – повторила Юля. – Какие еще обстоятельства?

– Петя, – коротко бросила Лелька.

Юля вздрогнула. От одного этого слова ее как будто прибило.

– Что – Петя? – тихо переспросила она. – При чем тут он?

– При том. В общем, так, Юль. Теперь все как было на самом деле. А потом можешь думать, что хочешь – право твое. Прибить меня, послать к той самой матери, костерить на чем свет. Можешь даже ударить. И ты, наверное, будешь права. Ты имеешь на это право. – Она замолчала. Было видно, как она собирается с духом.

У Юли сдали нервы.

– Слушай, – выкрикнула она. – Ты или говори, или я ухожу! Прямо спектакль разыграла, народная артистка! Просто куда там – интрига! Говори, слышишь? Говори! Что там… – Юля запнулась. – Что там было?