— Ух, какого мы с ним страху натерпелись, когда ты в замок утопала! Тебе не передать! А на Мурашова вообще страшно было смотреть. Я думала, он себе ногти до самого мяса сгрызет вместе с пальцами. Мне кажется, он в тебя немножко влюблен.

— И ты туда же!

— А кто еще?

— Мама тоже это талдычит.

— Я тебе точно говорю, он к тебе неровно дышит. Иначе с чего бы он стал так за тебя трястись?

— И где он сейчас, не знаешь?

Эдита постаралась придать голосу как можно больше безразличности. И кажется, ей это удалось. Светка ничего не заподозрила и ответила равнодушно:

— Не знаю. Я как домой вернулась, ни с кем еще не разговаривала. Только все ем и ем.

— Может, Сашка знает?

— Мошет, — откликнулась Светка, снова с набитым ртом. — Пожвони ему!

И Эдита позвонила. Саша не ел, не спал, он был бодр и активен. Но разговора у них все равно толком не получилось.

— Я на допросе! Потом поговорим!

Вот и все, что Эдита услышала от своего друга. И непонятно было, сам Саша дает показания или присутствует при том, как их дают другие. Узнать это очень хотелось, а уточнить не представлялось возможным. Сколько Эдита ни перезванивала, Саша больше трубку не брал. В конце концов девушка сдалась и поплелась обратно к себе в постель. Утро вечера мудренее, уже сладко позевывая, думала она. Что нужно, ей все равно скажут. Приедут, найдут, и ответы на свои вопросы она все равно узнает. А днем раньше или позже, какое это теперь имеет значение?

И, положа руку на сердце, сейчас ей совсем не хотелось ни кого-то там допрашивать, ни чтобы допрашивали ее саму. Хотелось заснуть и спокойно поспать до утра. Так Эдита и сделала. И не ошиблась. Ведь сон — это лучшее лекарство от всех человеческих невзгод.

Эдита оказалась права. Уже на следующее утро за ней приехал Мурашов. В отличие от самой девушки, прекрасно выспавшейся, а потому свеженькой и румяной, Мурашов был бледен и выглядел откровенно уставшим. Эдита даже засомневалась, стоит ли ей на него дуться за то, что ни вчера, ни сегодня он ей ни разу не позвонил. Хотя ее телефонный номер у него был.

Так они и стояли молча и смотрели друг на друга, пока Мурашов не произнес:

— Хочешь поговорить с человеком, из-за которого все твои несчастья?

Помимо воли Эдита кивнула. Еще бы ей этого не хотеть!

— Тогда собирайся, — велел ей Мурашов. — И если можно, пока мы тут, налей мне чаю. Я за ночь поспал от силы пару часов, буквально на ногах не держусь.

После такого признания девушке не оставалось ничего другого, кроме как захлопотать вокруг Мурашова. Ее примеру последовали и бабушка с мамой. В шесть рук они быстренько заварили ему крепкого, как Мурашов и требовал, черного, словно деготь, чаю. После чего насыпали четыре ложки сахара в огромную папину кружку, которую вообще-то брать, кроме самого папы, никому не дозволялось. И когда Мурашов, втянув себя со свистом воздух, сделал первый глоток, перед ним водрузили тарелку, до краев полную аппетитных бутербродов с сыром, колбасой и красной рыбкой.

— А может, тебе еще и яичницу поджарить?

Но Мурашов отказался.

— Мне это бы осилить.

И приступил к поеданию бутербродов. Закидывал их в себя, почти не жуя.

— Ты одевайся, — сказал он Эдите между глотками. — Тебя в отделении ждет масса сюрпризов. Здешние следаки, правда, не хотели сначала допускать посторонних до беседы с задержанными. Пришлось нам надавить на них всем авторитетом нашей конторы.

Конторы! Значит, Мурашов служит в ФСБ. И Эдита преисполнилась уважения как к нему, так и к самой себе, ведь ее делом занимаются такие важные люди.

— Сюрприз, говоришь?

И Эдита, как всякая женщина, обожавшая сюрпризы, побежала одеваться.

— Можно я тоже поеду с вами? — спросила тем временем мама у Мурашова.

— Нужно!

— Тогда и я пойду переоденусь?

— Идите.

Пока женщины одевались, Мурашов прикончил все бутерброды и допил чай. Настроение у него явно исправилось. И сил прибавилось. Теперь он поглядывал на вернувшуюся Эдиту с куда большей теплотой, чем сначала. И даже пару раз игриво ей подмигнул.

Но разговаривать предпочел с ее мамой.

— Вы себе даже не представляете, до чего скользкую личность впустили в свою жизнь, — сказал он ей. — Погубить вашу дочь и вас саму — для этого человека раз плюнуть. Ничего и никто ее не интересует. Лишь бы ей самой было хорошо.

— Наверное, я была слепа. Но я все равно не понимаю, откуда такая лютая ненависть ко мне и моей девочке?

Эдита лишь переводила взгляд с одного на другого. И о ком идет речь? Но спрашивать не стала, памятуя о той истине, что само все прояснится.

В отделении было шумно. И тут Эдиту поджидал первый сюрприз из обещанных ей Мурашовым. Не успела она пройти и двух шагов, как ей навстречу вышла Мегера собственной персоной! Это была она самая. Но не это удивило Эдиту. В конце концов, где Мегере и быть, как не в руках у полиции. Изумило Эдиту сильней всего то, как свободно передвигалась Мегера по отделению. Ни тебе наручников, ни конвоя, ни даже мало-мальски явного раскаяния у нее на лице не наблюдалось. Женщина двигалась так, словно это не она, а ее должны все бояться или как минимум уважать.

При виде этой особы, рассекавшей грудью воздух, словно яхта океанскую волну, Эдита испуганно пискнула и спряталась за спину Мурашова. И уже оттуда прошептала:

— Почему она до сих пор не арестована?

— Кто? — удивился Мурашов.

— Она!

И Эдита ткнула пальцем в Мегеру. Тихонько так ткнула, особенно палец далеко не высовывая и стараясь не провоцировать саму Мегеру на агрессию. Но Мурашов и Мегера отреагировали неожиданно. Они оба расхохотались. И смеялись так долго и заливисто, что Эдита почти обиделась.

— Чего вы ржете?

— Значит, ты думала, что она бандитка? Покажи ей свое удостоверение.

И перед носом у Эдиты появились «корочки», из которых следовало, что Мегера имеет чин капитана. Служит в той же конторе, что и сам Мурашов. И зовут ее Елена.

— Как же так? — пробормотала Эдита. — Я ничего не понимаю. Если вы служите в ФСБ, тогда зачем ваши люди пытались меня схватить?

— Не схватить, а спасти, — доброжелательно поправила ее Лена. — Спасти от рук преступников. Мы знали, что за тобой идет охота. И хотели тебя перехватить, чтобы не дать врагам твоей мамы завладеть столь мощным оружием.

— Мной?

— Тобой.

Голова у Эдиты пошла кругом.

— Значит, вы — хорошая? — пробормотала она.

— Не самая плохая.