Пш-ш… Заволновалась рация на моей груди.

— Валим! Мишка, рюкзак хватай! Саня, вещмешок! — я сам не заметил, как выдохнул приказ.

Началось!

То кошмарное, что сейчас надвигалось на группу, становилось всё больше с каждым метром и мгновением зловещего группового бега через еловые бурелом и сосновую рощу… Они торопятся сюда! Синяки начали охоту! Хорошо, что мне не нужно было болтать, наверняка начал бы заикаться. Мы просто побежали — летели через тёмный лес, как бешеные танки, не разбирая дороги и ломая плечами кусты. Я, как настоящий боевой командир, нёсся первым. Тропа, есть! Радиостанция беспрерывно шипела, под ногами трещали сломанные ветки, рядом прозвенел тремя заполошными выстрелами ствол Васильева и пару раз рявкнул карабин механика.

Над тайгой стоял свист. Кто-нибудь из синяков постоянно оглушительно свистел, и этот страшный, собирающий стаю для охоты призыв сводил с ума.

— Атас! — Сашка не пожалел легких.

Догоняют! Я остановился и, не разбирая целей, саданул по сектору короткими очередями. Ещё раз, быстро перекинул магазин, добавил и только тогда мельком огляделся. За спиной и сбоку шла работа: слева и позади меня пристроился механик. Сашка был справа. Я увидел, как его указательный палец, дрожавший на спусковом крючке трофейной штурмовухи, вдавил его до упора. Выстрелы Михаила опоздали на долю секунды.

В воздухе со свистом пару раз мелькнуло что-то тёмное , совсем рядом.

— К берегу, бляха! — не оборачиваясь и не отрывая взгляд от ряда сосен, скомандовал я личному составу.

Ду-ду-дум! Позади простучала короткая очередь пулемёта Дегтярёва. Две уже! Третья!

Сердце от страха за любимую дало короткий сбой, запустилось. Горячая кровь рвала сосуды, тренированные ноги сами понесли меня к месту стоянки катера. Ещё одна очередь! Выполняя команду, мужики не подкачали, командира сперва обогнали, а потом подождали, прикрывая огнём, так что на берег мы выскочили вместе. Чёрт, темно уже!

Где-то справа зашуршали камушки — зараза, кто-то спускается по откосу невысокой террасы. Не вижу!

Вижу!

Автомат толкнул в плечо, пойманный в прицел силуэт сложился пополам.

Ду-ду-дум!

— Живые? — коротко спросила Катя сверху, её голова в зелёной бандане появилась над правым бортом.

Двигатель КС-100 уже урчал, прогрела машину, умница.

— Пёс его знает, — задыхаясь от бега, ответил я, оглядываясь на тайгу, и засадил остаток второго магазина в стену деревьев, тут же опять его заменяя. — Мишка, на корму, к пулемёту! Санька, на бак, огонь по готовности! Не понял, Кать, это ты по волкам из пулемёта сажала?

— Я, — просто ответила она, уже стоя у двери в рубку, — только не по волкам, одного синяка сняла. Или двух.

— Да знаем, они кругом свистели! Ё-мое, ну ты и даёшь, тётя Катя, крутяк! — искренне восхитился Васильев, протискиваясь между нами и леером. Он заскочил за рубку, выстрелил оттуда три раза куда-то вбок, посмотрел на нас и вдруг сказал: — Коммандос в юбке…

— Первый раз пулемёт в руках держала, — засмущалась она.

Сидя в шкиперском кресле, я включил реверс водомёта, начиная задний ход, трос натянулся, со скрежетом стягивая с песка пустой «Бастер». КС-100, сложно обходя мели, медленно выходил на течение. Сашка с новеньким автоматом зашёл сбоку, посмотрел на нас и выдал в форточку:

— В другом зимовье на Большом Пите как-то видели черных людей с всклокоченными бородами, дед рассказывал. У них вместо зубов волчьи клыки были.

Ценная информация, что и говорить.

На треке. Указав Глебовой на штурвал, я передал ей управление и устало выполз на палубу. На берегу стояло не меньше десятка синяков, как раз в том месте, где швартовалось судно, вот и причальный маркер, на песке его видно даже в сумерках. Ещё минимум трое бешеных расположились выше, на пригорке. Четыре силуэта замерли правее места швартовки, склонившись возле убитого. Сколько же их всего, и откуда они тут взялись? Я вообще уже ничего не понимал: шаманы, маньяки, норвежские егеря, синяки, седые волки-монстры, сумасшедшие шведовы…

Всё потом, после перезагрузки.

Тут в воздухе опять что-то мелькнуло.

— Они бумеранги какие-то кидают! — проревел своим таёжным голосом Мозолевский, добавив следом что-то нечленораздельное.

Бенц! Бенц! — звонко и быстро защёлкали выстрелы из штурмовой винтовки AG-3, следом раздался радостный крик владельца оружия:

— Точняком вошло! — Сашка, стоя почти на носу, хлопнул в ладоши и поднял большой палец. — Двух уделал, в натуре! Ха-ха, во ништяк!

— Молодец, — скупо похвалил я.

— Я лучший, левого с первого выстрела! Как белку, в глаз, пацанам расскажу — не поверят! И Маринке Звонарёвой!

— Не жги зря патроны, они у тебя диковинные, дурачок, — проворчал подошедший механик. — Куртка твоя где?

— Забыл, дядя Миша, как есть, на поляне той забыл, я её возле избы со страху оставил, — повиноватился пацан.

— А ну-ка, брысь в каюту, гроза белок, простынешь! — приказал механик, морщась от боли и потирая плечо.

— Что там у тебя, Миша? — тут же обеспокоенно крикнула Екатерина, заметившая это движение со шкиперского места.

— Да деревяхой летающей зацепило, сука, — выругался Мозолевский.

Раздалось возмущённое Сашкино «у-йо-о-о» и следом разные нехорошие слова.

— Отъедем, посмотрю, — предупредила Глебова.

С громким шипением вверх ушла красная ракета, выпущенная ей из окна. Хлопок и яркий свет осветил тёмную тайгу и призрачно-серый берег. Какой-то большой светлый силуэт непонятного существа, но точно не синяка, как мне показалось, мелькнул из-за сосен, и я тут же всадил туда очередь.

С борта катера пару раз рявкнул AG-3, мальчишка явно вошёл во вкус боя.

И тут нам вслед прогремел одиночный пистолетный выстрел.

— Валим, Катя! — выкрикнул я любимую. команду.

Более чем хреновое дело.

Неужели синяки приноровились из пистолетов стрелять? Не верится.

В Кривляке оставлять Артёма Палыча категорически нельзя, это уже понятно, бешеные и туда могут заявиться. Надеюсь, промысловик после серьёзного разговора по душам и сам это поймёт. Раз уж он так не хочет ехать с нами в Подтёсово, доставим в Ворогово. Там живут три семьи, может, и он приживётся, как человек опытный, нужный. Теперь остаётся зайти на факторию Сым, быстренько сгрести в охапку Шведова с его пожитками, при необходимости спеленав несчастного промысловика, состояние которого мы теперь отлично понимали и…

И домой! К Енисею-Батюшке, довольно с нас глухих таёжных речек, натерпелись мы тут страхов.

Всё, это потерянная река. Река дикарей.

— Почти Фиджи, — констатировал я тихо, но юнга услышал.