Я подавила вздох и сделала еще один глоток.

— Волшебная сказка. Вы на самом деле не верите, что мерфолк сошел на берег и утащил невесту Малкольма Ромилли навстречу смерти.

Матушка Нэнс взглянула на меня с жалостью.

— Сие не смерть, милая. Не тогда, когда уходят к мерфолкам. Скорее, возвращение домой.

Эта линия вопросов была явно непродуктивной, поэтому я попробовала другой способ.

— Вся история была ужасно огорчительной для хозяина острова. Конечно, жители Маддерна хотели бы получить ответ ради него.

Она ничего не сказала, просто потягивала свой сидр. Мне пришло в голову, что неразгаданная тайна с призраками, пропавшей невестой и, возможно, несколькими мерфолками, добавленными для полной меры, наверняка полезна для бизнеса. Туристы, любопытствующие и другие упыри на многие мили вокруг не смогут устоять против соблазна.

— Полагаю, Ромилли придется смириться с тем, что он трагический жених, — промолвила я.

— Как и ваш Темплтон-Вейн, — ехидно парировала она, хитро поглядывая на меня поверх своей кружки. Я подняла бровь, и она засмеялась. — Конечно, вопрос в том, который из них?

— Ни один из них не мой, — проинформировала я.

Старуха внезапно посмотрела на меня, ее любопытный взгляд ощупывал мое лицо.

— Я не думала, что вы слепы, моя дорогая. Но нет больших слепых, чем те, которые не хотят видеть.

Я ответила ей тонкой улыбкой.

— Возможно, мы могли бы вернуться к теме Розамунды.

Матушка Нэнс взмахнула рукой.

— Вы толкатель, знаете.

— Толкатель?

— Проталкиваетесь туда, где нет места, и создаете его сами, — объяснила она. Я открыла рот, чтобы возразить, но она подняла руку. — Я не говорю, что это плохо, так что успокойтесь, дорогая моя. Вы должны были это делать, не так ли? Всю свою жизнь. С тех пор как родились под тенью.

— Рожденная под тенью?

— Это виденье. Я знаю, когда человек родился в солнечном свете и когда родился в тени. Вы — дитя луны, крошка. Эта тьма никогда не покидает вас. Она ваш постоянный спутник, и так будет всегда. И вы это знаете, не так ли?

— Матушка Нэнс, — начала я терпеливо.

— Ах, вы не хотите говорить об этом, дорогая? Матушка Нэнс понимает. Для ребенка трудно принять, что она не нужна. Это проникает в ее кровь и кости до тех пор, пока она не осознает, что должна искать свой собственный путь, потому что никто не сгладит ее дорогу. Знаете, такие вещи делают женщину сильной. Вы когда-нибудь ломали кости? — внезапно спросила она.

— Да, — сказала я, вспоминая лето, когда мне было восемь лет, и я упала с яблони. — Руку. Когда была маленькой девочкой.

Старуха подняла ладонь, и я протянула руку. Она обхватила запястье на мгновение, закрыв глаза. Затем ее ладони, мягко прикасаясь к моим рукам, начали двигаться вверх, остановившись на полпути между запястьем и локтем.

— Вот здесь, — сказала Матушка Нэнс, больше для себя, чем для меня. — Именно здесь сломалась кость, a потом срослась. — Она похлопала меня по руке. — И теперь она сильнее. Вы знали это? Когда разбитое срастается, оно становится сильнее, чем прежде.

Я ничего не ответила, но когда она держала мою руку, почувствовала странное тепло, начинающее течь из ее ладоней. Благословение ведьмы, подумала я с иронией. После затянувшейся паузы Матушка Нэнс улыбнулась и отпустила меня.

— Знаете, сердца такие же, как кости, — она снова взяла свою кружку.

— Сердца?

— Да. Сердце может быть разбито на тысячу кусочков, но когда они снова соединятся и станут одним целым, любовь, которую оно дает, будет еще более неистовой.

Я подумала о Стокере, так отчаянно влюбленном в свою первую жену, и о предательстве, которое чуть не уничтожило его.

Старуха прищурилась.

— Я могу дать вам амулет, — она внимательно наблюдала за мной. — Это не требует многого, вы знаете. Просто капелька волшебства, не более чем шепот заклинания.

Она позволила своим словам стихнуть, и на мгновение я испытала искушение. Как легко было бы! Добавить немного зелья в чашку чая или стакан виски…

Я покачала головой, изгоняя мысли, навеянные ромом, и лишавшие мои суждения стойкой верности.

— Нет, спасибо, Матушка Нэнс.

Ее рот изогнулся в снисходительной улыбке, похожей на ту, которой она улыбалась внуку. Для нее я была ребенком, и притом упрямым, отказываясь от помощи, которую она любезно предложила.

— Матушка Нэнс, вы знаете что-нибудь о Розамунде Ромилли? Что-нибудь, что могло бы объяснить ее исчезновение или что с ней стало?

Она откинулась на спинку стула, ее взгляд стал расфокусированным и мягким.

— Розамунда не успокоилась, — ответила она наконец тихим и мечтательным голосом. — Ее призрак бродит и скорбит. Она должна быть похоронена должным образом, чтобы ее дух успокоился.

— Вы знаете, где она?

Старуха слегка, почти незаметно покачала головой.

Я отложила свою кружку в сторону и приготовилась подняться.

Она взглянула на нее, огонь в очаге отражался в полированной меди.

— Остерегайся сестры, — сказала Матушка Нэнс внезапно, сжимая мою руку. Ее глаза округлились, зрачки расширились, став широкими и черными.

— Мертензия, — пробормотала я.

Так же внезапно, как на нее накатило, все прошло. Она опустила мою руку и откинулась на спинку стула, тряся головой, словно пытаясь ее очистить.

— Не обращайте внимание, дитя, — ее голос снова стал нормальным. — Эти видения иногда настигают меня, какая-то сила, проходящая сквозь меня, как ветер, несущийся сквозь деревья. Я даже не знаю, что это значит, только слова, которые я должна сказать.

Она бросила на меня хитрый взгляд.

— Хотите купить защитный амулет?

Я подавила порыв раздражения. Без сомнения, старуха разыграла меня, чтобы продать безделушку.

— Вы уверены? — надавила старуха. — Этим утром я продала один той, что говорит с мертвыми.

— Хелен Ромилли?

Матушка Нэнс кивнула, на ее губах играла улыбка.

— Глупая женщина, коль думает, что может говорить с призраками. Призраки выбирают сами, с кем говорить, — решительно пояснила она. — Представьте, пришла сюда на рассвете, чтобы купить амулет; так была напугана. Теперь она знает, как опасно вмешиваться в дела, которые не может контролировать.

— Какой амулет вы ей продали?

Она махнула рукой.

— Безделушка, предназначенная для того, чтобы держать мертвецов в страхе. — Матушка Нэнс налила еще одну порцию сидра для себя, добавив здоровенную меру рома. — Не хотите еще кружечку?