Драма закончилась, зрители пошли в столовую на завтрак. Мы выбирали еду, чувствуя себя слегка сдутыми. Миссис Тренгроуз суетилась, снуя туда-сюда с чайниками и горами свежеприготовленных яиц. Каспиана и Хелен отправили наверх к горячим ваннам; спустя некоторое время они спустились вниз. Хелен держала Гекату y груди, что-то ласково бормоча, и скармливала оскорбленной кошке кусочки сала.

— Она обижена на меня, — сообщила Хелен, ни к кому конкретно не обращаясь. — Она не любит лодки.

— Я знаю, что вы только что чуть не умерли в море, но не могла бы ты убрать это животное от стола? — потребовала Мертензия.

Каспиан, как и ожидалось, вскочил на защиту своей матери.

— Как вы смеете…

Его мать заговорила более резким голосом, чем я когда-либо у нее слышала в разговоре с сыном:

— Каспиан, достаточно. Оставь это. И нет, Мертензия, — закончила она, окинув свою невестку долгим, ровным взглядом, — я не уберу животное от стола. Она ужасно расстроена и нуждается в утешении.

— Очень хорошо, — вымолвила Мертензия недоброжелательно.

Но Каспиан не мог успокоиться. Он швырнул салфетку и вышел из комнаты. Хелен скормила коту еще один кусок бекона, ничего не говоря. После этого все отошли от стола. Тибериус вернулся к своей переписке, а Мертензия в кладовую. Хелен сказала, что будет отдыхать в своей комнате, и удалилась с кошкой, все еще прижатой к груди.

— Я верю, что «отдыхать» — это деликатный эвфемизм для того, чтобы напиться до потери зрения, — едко обронил Стокер.

— Не будь таким грубым. Бедная женщина испугана, за что я частично ответственна, — напомнила я. Он скривил лицо, но послушно последовал за мной из столовой. Проходя мимо полуоткрытой двери, мы услышали стук шаров и обменялись быстрыми взглядами. Каспиан укрылся в бильярдной, лениво подталкивая мяч кием.

— Ах, слава Богу! — воскликнул он, когда мы вошли. Выражение его лица все еще было грозовым. — Мы можем начать игру наконец. Казалось неправильным искать партнеров, но возможно, вы не будете слишком плохо обо мне думать, раз явились по собственному желанию. Я просто хочу немного развлечься.

— Конечно, нет, — успокоила его я, приветливо улыбаясь. Стокер молча подошел к стойке и достал два кия. Пока мы намечали концы, Каспиан собрал шары и расположил их в виде треугольника.

— Сначала я сыграю с вами, мисс Спидвелл? И затем победитель может сразиться с мистером Темплтон-Вейном? Скажем, фунт за игру?

В его настроении чувствовалось что-то беспокойное. Я поняла, что азартные игры были для него таким же утешением, как спиртное для его матери.

Мы все согласились со ставкой, и Каспиан галантно настаивал, чтобы я сделала первый ход. Я выровняла свой кий и оценила диспозицию шара. Каспиан встал напротив, пристально наблюдая, как я наклонилась над столом. Одним резким движением я рассеяла шары, загнав в лузу два сразу.

Рот Каспиана оставался открытым в течение следующих десяти минут. Аккуратно загоняя шары в лузы, я очистила стол и закончив, протянула руку с улыбкой.

— Мой выигрыш, мистер Ромилли?

Каспиан улыбнулся, хотя улыбка совсем не коснулась глаз.

— Моя дорогая мисс Спидвелл, вам придется принять слово джентльмена, что я заплачу долг. Боюсь, у меня ничего не осталось в карманах после того, как этот злодей Трефусис забрал мои последние деньги.

— Я приму информацию вместо банкноты, — выпалила я. Стокер собрал шары и подготовил стол для следующей игры.

Темные глаза Каспиана сузились.

— Я всегда плачу долги чести. Кроме того, какую информацию я мог бы вам предложить?

Я ждала, пока Стокер разбил шары, и Каспиан прицелился для первого удара.

— Информацию о том, почему вы и ваш дядя так горячо ссорились, — сказала я, когда он двигался. Его рука дернулась, и кий соскользнул на зеленое сукно, разорвав его и оставив крошечную дыру в покрытии. Он выругался себе под нос и шагнул назад, уступив свое место Стокеру.

— Полагаю, глупо делать вид, что этого никогда не было, — признал Каспиан с грустной улыбкой. Одинокая прядь темных волос упала на лоб, придавая ему вид ужасно молодого и довольно угрюмого поэта.

— Очень глупо, — заверила его я.

Стокер разбил шары, сделав свой первый выстрел.

— Увалень, — сказала я. Он подмигнул мне и обошел вокруг стола, не спеша наносить следующий удар. Он сознательно двигался медленно, предоставляя мне возможность получить информацию. Я ободряюще посмотрела на молодого человека и встала рядом так близко, что пришлось откинуть голову и смотреть на него из-под ресниц.

— Скажете мне правду, Каспиан, вы не найдете меня несочувствующей.

Каспиан снова слабо улыбнулся, но это была неудачная попытка. Он смотрел на мир, как попавший в беду ребенок, неуверенный, истерика или печальное признание помогут пережить день. Я положила ладонь на его руку, и к моему удивлению, Каспиан заплакал, уткнув голову мне в плечо так сильно, что я едва не пошатнулась под его весом. Я похлопала его по спине, глядя на Стокера, который вскинул руки в смущении.

— Каспиан, — ласково начала я, но это только заставило его громче рыдать.

Он продолжал в том же духе несколько минут, а я продолжала похлопывать его по спине и издавать успокаивающие звуки. Стокер в это время загонял бильярдные шары в лузы и закатывал глаза при подобном проявлении эмоций, пока Каспиан не замер, сворачиваясь, как заводная игрушка.

— Искренне прошу прощения, мисс Спидвелл. Не знаю, что на меня нашло.

— У вас явно большая беда, — утешала я. — Возможно, если вы поделитесь, это поможет облегчить душу.

Каспиан кивнул, несколько раз глотая воздух, пока тер ладонями глаза.

— Вы очень добры. Да. Я думаю, что поможет.

Он наполовину повернулся спиной к Стокеру, который не прекращал игру, легкими ударами загоняя шары в лузу снова и снова, как будто боялся, что нарушение порядка может заставить юношу вспомнить о чужом присутствии и остановить поток секретов.

Свет лампы падал на лицо Каспиана, подчеркивая благородный лоб и красивый нос. Он выглядел как принц из трагической пьесы, собирающийся с духом, чтобы совершить акт самоуничтожения.

— Вы знаете что-нибудь о моем отце? Наверно, слышали, что он был талантлив и очень любим. Правду сказать, он был печальным разочарованием для своей семьи. Но не для нас, мамы и меня. Он был вторым сыном, лишним во всех отношениях, и оставил Сан-Маддерн, чтобы разбогатеть. Отец встретил маму в Лондоне и решил жениться, хотя мало что мог предложить. Видите ли, мой дедушка дал понять, что все будет оставлено моему дяде Малкольму. Никакого имущества, ничего для отца, но ведь Ромилли всегда подражали обычаям великих и праведных. Первородство здесь — традиция, и мой отец всегда знал: не стоит рассчитывать на то, что остров поддержит нас.