– Афанасий Никитич, может быть, вам налить рюмочку? – примиряюще предложил Игоряша. Встречая гостя, он выкатил столик по-европейски, с частоколом нарядных бутылок и закусью – воробью клюнуть.

Мэр сурово покосился на столик.

– Надо будет – в штаны нальешь! – рявкнул он.

Зять недоуменно приподнял породистые дуги бровей.

Опять не так, мэр хотел сказать – хоть в штаны налей, а косяк с завышенными расценками надо исправить. Как можно быстрее, пока до губернатора не дошло. Время-то какое – борьба с коррупцией. А это значит, власть назначает жертву и долбает ее напоказ – и для отчета хорошо, и народу приятно. Сейчас гляди в оба, чтоб не оказаться крайним…

Обо всем этом Гаврилюк хотел напомнить зятю, но не успел. Именно в тот момент – потом отчетливо вспоминалось – приоткрылась дверь. Две ловкие фигуры в черных комбинезонах, в капюшонах-масках – одни глаза видны, одновременно оказались в комнате. Проникновенно глянули два зрачка пистолетных стволов.

– Это что тут!.. – вскинулся было зять. Но – олух-олух, а сразу сообразил, что тут. Опал в кресло осенним листом, вроде бы даже глаза прикрыл в ужасе.

– Эй, вы! Да вы хоть знаете, кто я?! – задиристо, с обычным напором гаркнул Гаврилюк. Только потом в голове мелькнуло, что кричать бы не стоило.

Черная фигура неуловимо быстро оказалась рядом. На мэра пристально глянули из-под маски, в лоб ему больно уперлась вороненая сталь ствола. Холодная, как мороз по коже.

– Кто? – спросили тихим, свистящим шепотом.

Словно кран перекрыли в одно мгновение… Гаврилюк открыл рот, но голоса не было. Закрыл и снова открыл.

– А вы знаете… Вы знаете – пожалуй, никто… – удалось ему лишь с третьей попытки. – В самом деле, никто… Я-то вообще здесь не живу, так, случайно к зятю заехал. Дела семейные, знаете ли, в семье, как говорится, не жизнь без урода… – голос, наконец, вернулся, и мэр почувствовал неодолимое желание немедленно объяснить в подробностях. – Я вообще на Репина живу, в квартире. И квартира, знаете ли, дрянь такая… Совсем никакая квартирка, повернуться негде, – безжалостно оболгал он свои двухэтажные восьмикомнатные апартаменты. – Да много ли нам со старухой надо, на двоих-то… Вы знаете, пожалуй, ничего не надо… Совсем…

Холодную сталь ото лба убрали. Захотелось облегченно выдохнуть. Побоялся.

– А квартплату шлют каждый месяц За воду, за свет, за газ, за остальное тоже… – Мэр вспомнил старушек, обреченно толкущихся в расчетном отделе с платежками ЖКХ, и добавил как можно жалостливее: – Просто продыха нет, шлют и шлют…

Самого удивляло, что стало с его напористым басом – какое-то невнятное бульканье.

Зря старался. Его, похоже, уже не слушали. Черные безликие фигуры перемещались по комнате бесшумной каруселью дурного сна. Что-то трогали, неожиданно громко звякнуло стекло. От этого единственного отчетливого звука мэр вздрогнул всем телом и невольно зажмурился.

В чем-то прав зятек – с закрытыми глазами жить оказалось проще. Можно не торопясь вспомнить про больное сердце, печень и поджелудочную. Да и легкие, надо думать, не очень – сколько лет курил, пока не бросил в прошлом году… Так жалко их всех – и сердце, и печень, и поджелудочную, да и легкие тоже… Убьют ведь! – заныло сердце. Убьют! – кольнула в правый бок печень. Как есть убьют! – хрипнули сомнительные легкие. И стало еще страшнее.

Мэр вдруг понял, что звуки в комнате прекратились. Совсем.

Он решился. Открыл глаза. Зятек разлюбезный сжался в глубоком кресле, но больше в кабинете никого не было…

* * *

– Нет, папа, ну что ж мы сидим?! – решительно сказал зять, когда выпили по второй.

– Хочешь – встань.

– Нет, вы как будто не понимаете!.. Звонить надо! В полицию, в прокуратуру, в ФСБ – всем звонить! Так, куда еще… – Игоряша схватил смартфон, начал судорожно тыкать в экран.

Ишь, раздухарился! – наблюдал за ним Гаврилюк. А при этих ниндзя молчал как ветошь.

– В МЧС и налоговую еще позвони.

Зять что-то услышал в его тоне. Оторвался от телефона, вскинул на тестя красивые бараньи глаза.

– Но, папа, так же нельзя… Надо же что-то… Делать надо!

Гаврилюк скользнул взглядом по кабинету, на мгновенье задержался на распахнутом стеллаже, откуда исчезла, прости господи, каменная елда. Посмотрел на зятя.

– Что?

После двух фужеров водки подряд слегка отпустило, но все равно ощущение – будто вагон разгрузил. Даже руки подрагивают. Как когда-то, студентом, подрабатывая на разгрузке… Закурить бы еще… Хотя нет, бросил. Все уже бросил – курить, баб, сауну, выпивать почти прекратил. Для чего живет, если вдуматься? – вяло шевельнулось в голове.

– Нет, папа, всех поднимем! Весь город на уши поставим! План «Перехват» объявим! Они у меня узнают! Сейчас, сейчас… – зять снова взялся за телефон.

– Что у тебя узнают? Какие они?! – вдруг вскипел мэр. С силой шарахнул кулаком по европейскому столику. Красивые бутылки возмущенно подпрыгнули. – Ты, голубь сизый, на самом деле не понимаешь или запросто дураком прикидываешься! Поднимем, поставим, нагнем между ног! Ты хоть сам-то соображаешь дурной башкой, о чем я тебе говорю?!

Мэр запнулся, переводя дыхание. Накипело, в самом деле! Зять, работа, треть города без горячей воды сидит, пенсионеры озверелые трясут каждый день жалобами на завышенные тарифы, комиссия из области ожидается – корми-пои-ублажай. А тут еще среди ночи ворвались двое в черном и уволокли каменный «прости-господи»…

– Ты, зятек, башкой лучше думай, а не вторым полужопием! Ты хоть представь себе, что потом в газетах напишут! Какие заголовки в «Сороке-воровке» появятся! – Вспомнив главную областную газету-сплетницу, Гаврилюк чуть не сплюнул от отвращения: – «У мэра Скальска украли член!», а, как тебе?! Ты хоть представляешь, как будет ржать губернатор?!

– Это же у меня украли… – робко уточнил зять.

– У тебя! В том-то и дело, что у тебя! Украли у тебя, а меня на каждом областном совещании начнут твоим этим… в рожу тыкать! Вспоминать будут до скончания всех (всего?), хоть представляешь, а?!

Гаврилюк все-таки сплюнул на ковер от модных дизайнеров. Назло зятю-недоумку! Помолчал, пытаясь себя успокоить. Сам теперь видел ясней ясного – не дай бог хоть кто, хоть полсловом… Губернатор, этот веселый живчик, – такая сволочь…

– Что делать-то будем, папа? – растерянно спросил Игоряша.

– Налей, – хмуро приказал Гаврилюк. – И себе налей, хватит сопли жевать.

Да провались они – и сердце, и печень, и поджелудочная, и легкие следом за ними. Нарежусь сегодня! – подумал мэр. Даже домой не поеду, прямо здесь нарежусь, у зятя! Пусть поухаживает за стариком, не переломится.

Он встал, прошелся по комнате, разминая шею ладонью. За стеклом… Сначала глазам не поверил – за стеклом сыпал натуральный снег, тяжелый и крупный. Первый покров уже лег на землю, и от его белизны ночь стала ощутимо светлее.