Прихожу домой, злая как черт.

Сара болтает по телефону с мамой – неожиданно они стали лучшими подругами, а Риккардо ждет меня… с розой в руках.

Я совсем забыла!

– Что-то случилось?

– Что-то случилось? – передразниваю его противным голосом. – Твоя бывшая девушка всех против меня настраивает, и это только начало.

Риккардо растерянно смотрит на меня:

– Думаешь, пойти поужинать в кафе – опасно?

– Все возможно. Не исключено, что я в черном списке и на мое имя не сделают бронь.

– Об этом не беспокойся, я заказал столик на свое имя. Но, может быть, ты хочешь остаться дома?

– Нет, не хочу, пойдем.

Мы выходим на улицу, по дороге я рассказываю Риккардо про то, что произошло у Паоло.

– И я потом говорю… с таким лицом… Ты бы видел его! Представляешь, мы знакомы с ним пятнадцать лет! ПЯТНАДЦАТЬ!

– Да ладно тебе, Кьяра. Вот увидишь, вы помиритесь. – Риккардо робко пытается меня успокоить.

– Черта с два мы помиримся! Он и Барбара из одного теста сделаны – карьеристы, злодеи, эгоисты!

– Но вы вместе учились в университете, вы сто лет знакомы; если ты считаешь их такими отвратительными, почему тогда ты не порвала с ними раньше?

– Не знаю, так вопрос не стоял. Но сейчас я жалею, что столько времени потратила на этих двух мерзавцев!

Я даже не заметила, как мы пришли.

Вообще-то, это наше первое свидание, а я так ужасно себя веду. Риккардо заказал столик не в пиццерии, а в приличном ресторане: приглушенный свет, негромкая музыка, свечи, красивая сервировка.

– Наше первое официальное свидание. – В голосе Риккардо чувствуется волнение. – Я хотел, чтобы все было в лучшем виде.

– Извини, я не сразу поняла… Опять я все испортила.

– Еще нет. Но в ближайшие два-три часа можешь наверстать упущенное.

Администратор проводит нас к нашему столику. Внезапно накатывает усталость, мир остался где-то там, снаружи. А здесь только мы.

Риккардо произносит тост:

– За необыкновенную женщину, которая изменила мою жизнь и в которую я с каждым днем все сильнее влюбляюсь. – Он слегка краснеет. – Тренировался перед зеркалом… Теперь ты.

Пытаюсь подыскать слова, но в голову не приходит ничего оригинального, поэтому выпаливаю: «За то, что нас ждет!» Не могу не заметить оттенка разочарования на его лице и продолжаю: «За нас!»

Риккардо улыбается:

– А знаешь, что я живу у вас уже два месяца?

– Два месяца ты спишь на нашем диване?

– Ну да, а кажется, только вчера…

– …мы ехали в поезде, и я сбрасывала звонки, а ты названивал Элизе.

– Странная штука жизнь, правда? – Риккардо скатывает хлебные шарики.

Молчим оба, улыбаясь друг другу глазами сквозь дрожащее пламя свечи.

Риккардо – необыкновенный парень, всегда спокойный, всегда в ладу с собой, потому что не идет на компромиссы и всегда говорит то, что думает.

А я дошла до того, что пора записывать, кому и что говорю, чтобы не запутаться.

– Сегодня тебе лучше? – спрашивает он.

– Да, немного лучше. Я так плакала, что не заметила, как уснула.

– Знаю, я сидел возле тебя до полуночи, потом у меня затекла рука, на которой ты лежала. Так что я снял с тебя туфли, накрыл одеялом и пошел спать.

– До полуночи?

– Ну, я же обещал, что никуда не уйду. Как бы это выглядело, если бы ты проснулась через полчаса, а меня нет.

– Ты мог бы прилечь рядом.

– Э нет, я немного иначе вижу себя в постели с любимой женщиной. Когда у тебя будет настроение, ты только скажи, и я прибегу. Но не заставляй меня ждать два года, не то я на этом диване заработаю себе искривление позвоночника.

– Ты всегда такой оптимист?

– Это я в отца. Он у меня оптимист из оптимистов. – Знаешь, сколько лет женаты мои родители? Сорок четыре года!

– Всегда вместе?

– Всегда!

– Ну, через сорок четыре года ты или оптимист, или глухой!

– Я бы хотел тебя с ними познакомить. Как-нибудь мы съездим к ним, ты точно понравишься моей маме.

– Не могу представить себе семью, где все живут дружно и внезапно не исчезают. Должно быть, это здорово, когда у тебя есть надежный тыл, поддержка и одобрение тех, кто тебя любит.

– Наверное, когда все хорошо, ты просто перестаешь это замечать, но, согласен, близкие для меня очень важны. У нас дружная семья.

– Как хорошо, что ты так о них говоришь. Я бы тоже хотела расти в здоровом, позитивном семейном климате, быть самой собой и рассчитывать на безусловную поддержку. Потому что, когда этого нет, ты чувствуешь себя как последний котенок, оставшийся в корзинке, понимаешь, о чем я? Такой маленький, черненький, одинокий, мяукает и не знает, куда идти.

– Маленький мой черненький котенок, теперь ты не одинок. – Риккардо гладит меня по щеке. – Я с тобой.

– Тогда давай выпьем за тех, кто сорок четыре года остается друг с другом!

– С удовольствием!

– Можно задать тебе один вопрос, личный? – спрашиваю Риккардо.

– Валяй.

– Элиза – первая девушка, с которой у тебя были серьезные отношения?

– Скажем так, первая девушка, с которой я планировал свое будущее, но до нее у меня были серьезные отношения. Только… в общем, все кончилось плохо.

– Она тебя бросила?

– Она… умерла… лейкоз… в двадцать шесть лет.

– Нет! – закрываю рот руками.

– Да, все произошло молниеносно. Это было… ужасно.

Риккардо отпивает глоток вина.

– Но… ты был с ней до…

– Я держал ее за руку… до самого конца, да. Мы были готовы, все знали… Она хотела, чтобы я был с ней.

– Мне так жаль… ты не представляешь, как мне жаль.

– Представляю… – Он покашливает, поправляет пиджак. – Поэтому я терпеть не могу всякую хренотень, недовольные физиономии и лукавство. Жить нужно в ладу с собой, другого пути нет.

Я молчу.

Смотрю на себя со стороны и понимаю, что реальность переворачивается, что все мои беды представляют собой какую-то абстракцию. Я часто испытывала горе эмоциональное, но оно никогда не материализовывалось, никогда не было непоправимым, таким, например, как смерть горячо любимого человека.

Неожиданно Риккардо говорит:

– А давай поиграем в игру «что ты выбираешь»!

– Что?