— Ты и вправду был готов поднять руку на Меледи?

— Да. Если бы не Эйн и Джун я бы не остановился. Мне плевать кто передо мной, когда человек причинил боль тому, кто дорог мне.

— Ты же ненавидишь меня…

— Ты стала дорога мне, Делакруз. А врать себе я не привык. И чем раньше ты поймёшь это и смиришься со своей участью, тем лучше для тебя.

Май нагнулся и подкинул полено в огонь.

— Откуда такая уверенность, что это писала не Изабель? — я указала на дневник, который торчал из моей куртки.

Май протянул руку и вытащил его. Несколько секунд он молчал, а потом прошептал:

— Я дочитал его до конца и меня смутила одна деталь. Изабель никогда не называла меня Майкл. Именно она прозвала меня Май. Как месяц, который ей нравился больше всего. И эти сомнения подкрепились, когда Меледи всунула мне приглашение, которое ты получила. Мой почерк кто-то подделал и сделал это слишком умело, Грета. Поэтому я приехал сюда, и мои опасения подтвердились. Абрахамс прямо сказал мне, что Иззи не вела никаких дневников.

Я вжалась в диван и прикрыла глаза. Если это и вправду не писала Иззи, тогда нас всех обманули, столкнули намеренно, а теперь ещё и…

— Ты думаешь сутенёра убил тот, кто заманил меня в гостиницу?

— Да, — уверенно ответил Май, а я закуталась в его куртку сильнее.

Мне стало страшно. Одно дело, когда тебя просто пытаются запугать, присылают обличительные записи и терроризируют. Но совсем другое, когда этот кто-то, возможно, убил человека.

— Кто такой Ричард Говард? — вдруг спросил Май, и я опомнилась, услышав имя друга отца и лечащего врача Изабель.

— Это психотерапевт, который проводил несколько сеансов с Иззи, когда она стала сбегать из дому в старших классах.

Я заметила, как спина Мая напряглась и он задал вопрос, который прозвучал, как глухой рык:

— Теперь это называется сеансом, значит?

— О чем ты? — я попыталась прикоснуться к плечу Мая, но он достал свой сотовый и включил запись, которую мне уже показывал Джун.

— Это! Как подобное можно назвать лечением, Грета?

— Это монтаж, Май, — тихо прошептала, а он задрожал сильнее, — И Джун проверил это видео ещё две недели назад, когда показал мне его.

В глазах парня я заметила такой же проблеск понимая, как и собственный.

— Кто-то манипулировал нами всё это время, — прошептал Май, а я отвернулась и попыталась успокоиться.

Наконец-то наступило прозрение, которого я ждала слишком долго. Все части этого ужаса сложились воедино. И то, почему моя сестра ненавидела меня, и то почему связалась именно с Маем, и то почему она мстила отцу с матерью, пытаясь себя убить.

Май дышал глубоко, и сделав ещё один глоток вина, встал и швырнул дневник в огонь с такой силой, что из камина повалили искры.

— Я придурок… Просто конченный идиот, который не замечал ничего… — он начал хохотать, а потом в огонь полетела и бутылка.

Осколки стекла разлетелись в разные стороны, а я отвернулась и прикрылась, потому что Май испугал меня. Но я не боялась его и это было странно. Настолько, что когда парень схватился за каминную полку и стал душиться смехом сквозь слезы, которые я прямо слышала, встала за его спиной и захотела обнять.

— Не подходи ко мне, Делакруз. Не приближайся, потому что я ничего сейчас не соображаю, и это очень плохо закончится.

Ему было больно, и я эту боль ощущала словно физически. А когда увидела, как на пол капают слезы, не выдержала, и положила руки на его плечи. Провела ими по мягкой ткани водолазки вверх, но лучше бы этого не делала. Май обернулся спустя секунду. Схватил меня и, притянув к себе, впился в губы. Безумно и дико, так словно целовал не меня, а её.

— Потом не жалей, потому что… — он отстранился и стянул с моих плеч свою куртку, — …я предупреждал тебя, Грета.

Снова охрипший глубокий шепот, словно он гортанно хрипит, а не говорит это, а в глазах слезы. И это отключает реальность тут же, потому что они похожи на зеркала, в которых отражается вся его боль. Руки Мая горячие настолько, словно его тело превратилось в тот самый очаг с огнем рядом с нами. Одна сдавливает затылок, а по позвоночнику бежит мороз. Вторая проводит под моей курткой, очерчивая линии бедер и сжимает, рождая спазм желания. Это нереальный контраст, когда твое тело немеет от притяжения такой силы, что всё сужается к одному — к нашим с ним взглядам.



А потом всё погружается только в чувства и ощущения тела, потому что я опять теряюсь в них полностью. Всё, что вижу — то как наша одежда падает на пол, пока я пытаюсь ловить его поцелуи, зарываюсь руками в его волосы, и чувствую это — то, как настоящее пробивается сквозь обман.

Зачем ласка, если она результат лжи? Зачем нежность, если она ширма для вранья? Есть просто язык желания и тела. Мы хотим друг друга. И я точно не могу справиться с этой тягой. Мне нужно это здесь и прямо сейчас.

Поэтому, я продолжаю целовать его в ответ. Сперва долго и медленно, пробуя вновь его вкус, пытаясь словить слухом, каждый его вдох и тихий стон. Май словно мычит, когда его язык ласкает мой рот, а руки продолжают прижимать к телу парня. Снимать вещь за вещью в таком темпе, словно у нас несколько минут до конца всему.

Я чувствую, как его плоть быстро наливается и пульсирует рядом, в сантиметре от меня. Сердце стучит уже в горле, пока губы Мая опускаются всё ниже по подбородку к шее и груди. Всасывают кожу, играют с ней языком, прикусывают и зализывают. Понимаю, что он опускается передо мной на колени и смотрю на эту картину с такой жадностью, словно это всё, что я могу видеть.

Рука поднимается сама, когда Май всасывает кожу моего живота, и прижимает меня к себе, сдавливая в своих ладонях мои ягодицы. Мои пальцы проходят сквозь темные пряди и я притягиваю его ближе, чувствуя, как из моего горла вырывается стон, когда он сжимает мою плоть, сквозь грубую ткань джинс рукой, не прекращая покрывать поцелуями мое тело.

Хватаюсь за плечи Мая и в свете от огня, вижу силуэт его лица и губы, которые смыкаются на коже у моей груди. Это настолько заводит, что хочется прижать его к себе сильнее, сделать так, чтобы Май стал частью меня навсегда.

Не хочу отпускать его. Не могу лишиться этого. А он продолжает эту пытку, сдавливает в своих руках так, чтобы я чувствовала то, как кипит и его кровь. А она вскипает слишком быстро. Настолько, что вскоре я оказываюсь повернута лицом к огню, а моя живая пытка медленно снимает с меня остальную одежду, покрывая жадными поцелуями спину, и спускаясь всё ниже.

Звонкий лязг пряжки его ремня приводит хоть немного в чувство, пока мужская рука находит мою и мы вместе упираемся в каминную полку, чтобы сжать холодную каменную поверхность, и переплести наши пальцы, сжать их от одновременной дрожи, которая пробивает наши тела.