Мартин обдумал мои слова, и я увидела, как в глазах его вспыхнул лучик пока еще слабой надежды.

– И каков же последний вариант?

Над этой теорией я сама ломала голову, рассматривая ее и так, и эдак.

– Быть может, этот таинственный любовник обнаружил, что ты встречаешься с Донной и что ваша физическая связь еще не оборвана окончательно, – осторожно подбирая слова, сказала я. – Быть может, он воспылал ревностью.

– И он убил ее?

Я медленно кивнула, ожидая, пока он сообразит, что для него это очень плохие новости. Ему не потребовалось много времени, чтобы уразуметь очевидное.

– Но я все равно останусь основным подозреваемым, – сказал он, закрывая глаза. – Они найдут тело, а мотив для убийства есть только у меня.

– И возможность.

Он ненадолго задумался, а потом перестал потягивать чай мелкими глотками.

– Есть идеи, кто это может быть?

– Я думала, ты подозреваешь кого-нибудь.

– Нет, конечно, – сказал он и нахмурился.

– Фил пытается это выяснить. Ты ездил в Париж с Донной?

– В Париж?

– Или в Бельгию. Или куда угодно, куда можно доехать на «Евростаре».

– Нет. В Европу я всегда летаю самолетом, – с некоторым раздражением ответил он. – Кроме того, с прошлого лета я вообще никуда не ездил с Донной. И когда это предположительно произошло?

– Точные данные указаны в папке, которая осталась у меня на работе. Но Фил видел, как она проходила через международный терминал на вокзале Сент-Панкрас. Он не заказал билет заранее и потому не смог попасть на поезд.

– Она была одна?

– Да, но она могла встретиться там с кем-то.

– Где? В Париже? В поезде? Почему не встретиться на вокзале, в таком случае?

– Потому что она не хотела, чтобы ее видели.

– Значит, Фил, твой частный сыщик… он занимается этим?

Я кивнула.

– Он работает один?

– Он всегда работает один. Так лучше, особенно когда приходится иметь дело с проблемами конфиденциальности.

– Ну, о конфиденциальности теперь можно забыть, – сказал Мартин. Встав с кровати, он принялся расхаживать по комнате, словно большая кошка. – Свяжись с ним и скажи, пусть соберет целую команду – не имеет значения, сколько это будет стоить. Если полиция убеждена в том, что я виновен, они не станут больше никого искать. Нам придется сделать это самим.

– Я должна сказать тебе кое-что еще.

Тон, каким это было произнесено, заставил его остановиться.

– Я видела, как ты вошел в дом к Донне в ту ночь. – Я умолкла. Мне было очень страшно признаваться ему в этом. – Когда Фил рассказал мне о том, что ты продолжаешь встречаться с Донной, я почувствовала себя уязвленной. Мне захотелось выяснить, правда ли это, и потому я проследила за ней до ресторана, в котором вы встретились. А потом я видела, как вы вместе вернулись к ней домой.

Если он и счел подобное поведение странным, то ничем не выказал этого.

– И ты видела, как я уходил? – спросил он.

– Я не помню. Я была пьяна.

– Ты не помнишь? – неожиданно вспылил он. – Как тебя прикажешь понимать, черт возьми?

– Я была пьяна. Я ждала в пабе через дорогу. Потом каким-то образом вернулась домой. Проснувшись на следующее утро, я ничего не помнила.

Он опустился передо мной на колени и взял меня за плечи.

– Фран, ты должна постараться вспомнить хоть что-нибудь, – взмолился он. – Ты должна.

– Я бы вспомнила, если бы могла, – ответила я срывающимся от отчаяния голосом.

– Значит, тебе надо стараться сильнее, – заявил он, и в голосе его прозвучала настойчивость.

– Я бы вспомнила, если бы могла, – повторила я еле слышным шепотом.

Взглянув ему в глаза, я вдруг поняла, что в голову ему пришла какая-то идея и он напряженно обдумывает ее. Но я знала, что мы оба думаем об одном и том же.

О том, что я смогла бы солгать ради него. Что я могла бы поведать полиции ту же историю, которую только что рассказала ему, но добавить, что видела, как он уходил.

– Прости, что следила за тобой, – сказала я, прежде чем он успел открыть рот.

Он слабо улыбнулся.

– Я рад этому, – сказал он, садясь на край кровати.

– Почему?

– Потому что это означает, что ты любишь меня.

От его слов по моему телу пробежала дрожь. Он взглянул на меня, и я поняла, что умираю от желания ощутить его внутри себя.

– Иди сюда, – негромко и мягко произнес он, протягивая ко мне руку. – Сегодня я мечтал лишь о том, чтобы увидеть тебя.

– Я тоже хотела встретиться с тобой.

– Пусть даже я выгляжу настолько непритязательно? Мне срочно нужно переодеться.

– Только не сейчас, – внезапно осмелев, заявила я, принимаясь расстегивать его сорочку.

Он зарылся лицом в мою юбку, и, накрыв его голову руками, я слышала, как он вдыхает мой запах. Мне отчаянно захотелось ощутить прикосновение его губ к своей коже.

Заведя руки за спину, я расстегнула «молнию» на юбке, и та с шорохом упала на пол.

Сегодня утром у меня не было с собой чистого белья, и потому я вообще не стала надевать его.

Выпрямившись во весь рост, Мартин расстегнул пояс брюк и снял их, оставшись совершенно обнаженным. Тело его было таким же великолепным, каким я его помнила. Забравшись на кровать, он развернулся и, сунув под голову подушку, смотрел, как я заканчиваю раздеваться.

Я медленно забралась на постель и оседлала его. Впервые за много дней я чувствовала себя полной сил и энергии. Сидя у него на бедрах, я подалась вперед, прижимаясь грудью к жестким волосам у него на груди, и мы поцеловались.

Он негромко застонал, когда мы оторвались друг от друга, чтобы вдохнуть воздуха, а потом схватил меня и опрокинул на спину. Потянув мой сосок губами, он лег на меня сверху, медленно входя в меня.

В каждом толчке я ощущала его разочарование и отчаяние, крепко прижимая его к себе и впившись пальцами ему в спину, чувствуя, как играют под кожей его напряженные мышцы. До сих пор я как-то не замечала, насколько он силен, но сейчас мощь его тела буквально раздавила меня. Мне не оставалось ничего иного, кроме как подчиниться ему. Я была полна им, а когда он раздвинул мне бедра, испытала боль.

Я застонала. Мне хотелось, чтобы он был со мной нежен, но какая-то часть меня наслаждалась полным подчинением. Казалось, он хотел завладеть мной, и я желала того же, желала, чтобы он вошел в меня глубоко, чтобы мы превратились в одно целое и навсегда слились воедино.

Его стоны стали громче и грубее. Он продолжал двигаться во мне, и я с каждым толчком все отчетливее ощущала его гнев и отчаяние.