И именно в эту секунду внутри меня что-то щелкает. У меня вдруг появляется четкое ощущение, что он тот мужчина, который для меня. Как будто этих объятий, этого запаха сигарет и хвои, этих теплых сильных рук я ждала всю свою жизнь.

Он моя гавань, к которой я должна прибиться, спустя столько лет скитаний.

Я не хочу, чтобы он отпускал меня. Поэтому я безумно счастлива, что он продолжает держать меня за плечи, когда мы идем на выход. А на набережной Сены он снова меня целует. На этот раз сильнее, чем на Монмартре. Я откликаюсь на прикосновения его губ всем своим телом. А когда я уже начинаю буквально дрожать от желания целовать его еще и еще, я все же нахожу в себе силы прервать это безумие и отстраниться.

И именно сейчас я понимаю, что не хочу, чтобы он продолжал звать меня Селестой. Я хочу быть для него собой, Мэриэн. В конце концов Кнопкой.

Но я не могу. Эта ночь для нее. Эта ночь для Селесты. И каждый раз слышать ее имя из его уст — это значит давать ей жизнь.

— Я бы не хотел, чтобы моя дочь лишилась девственности в 14 лет! — возмущенно восклицает.

А меня отчего-то пронизывает сумасшедшая боль.

— У тебя есть дочь??

— Нет-нет! Но если вдруг когда-нибудь будет, то я бы не хотел, чтобы у нее это произошло в 14 лет.

И с души сразу упал камень. Хотя мне-то что, даже если у него и есть ребенок? Я ведь все равно больше не увижу его после рассвета. И эта мысль вдруг отравляет все внутри, но я стараюсь отогнать ее прочь. Я с ним только до рассвета. И это все ради Флёр. Нужно держать себя в руках. Но почему-то становится все сложнее и сложнее.

С ним мне хочется совершать безумные поступки. С ним мне хочется делать то, чего я никогда не делала. Или зареклась не делать.

С ним я хочу танцевать.

Я ни секунды не сомневаюсь, когда заказываю диджею песню про русских олигархов и поднимаюсь на барную стойку. Я хочу этого. С ним хочу. Для него хочу.

Я танцую. И с каждым движением моего тела, с каждым поворотом головы меня наполняет эйфория. Именно в эту секунду, стоя на барной стойке и ловя его злые взгляды из-за моего выбора песни, я отчетливо понимаю, как долго ждала этого момента — когда снова буду танцевать. 10 лет никто не мог заставить меня сделать это: ни друзья, ни Себастиан. А Егору даже не пришлось меня заставлять. Ему вообще ничего не пришлось мне говорить. Рядом с ним я сама захотела этого.

Он мне нравится даже в гневе. Пожалуй, нет, не так. В гневе он мне нравится особенно сильно.

Вот сейчас на тротуаре, когда он возмущается песней и обвиняет меня в расизме, я смотрю на него и понимаю, что хочу его целовать. Злого, обиженного, но моего мужчину. Этой ночью он мой. Только мой. И я целую его, растворяясь в моменте.

Я рассказываю ему про свою биологическую мать. Я никогда не говорила о ней посторонним. Про нее знали только Флёр, Себ и Андре. Когда меня одолевали вопросами, почему я отказываюсь танцевать, я всегда что-то придумывала на ходу. Я готова признаться, в каком угодно своем грехе, я всегда легко говорила, что переспала с женихом сестры, но вот про свою родную мать никому не могла рассказать.

И это так странно, что я рассказываю ему. Потому что ему я могу довериться. Незнакомец, чужой человек, первый встречный… А доверяю. Потому что на него можно положиться. Он поддержит.

Чем ближе время его отъезда, тем жарче наши поцелуи. Нужно остановиться, иначе мы просто потеряем голову. Нас безумно тянет друг к другу. И я уже даже сама готова затащить его в туалет какого-нибудь бара и сорвать одежду.

Резко бью по тормозам.

— Мы сходим с ума, — отстраняюсь от него. Сердце колотится с невероятной силой. Мы обезумели. — Остановись, Егор.

— Я не хочу останавливаться, — делает шаг ко мне.

Я тоже.

— Все, Егор. Пора остановиться. Больше никаких поцелуев.

— Но почему!? Нас ведь тянет друг к другу.

— Вот именно поэтому, Егор. — Заставляю себя сказать эти слова.

Но надолго меня не хватает. Когда он поет для меня своим бархатным голосом, а я смотрю на него, как завороженная, меня снова охватывает мысль, что это мой мужчина. И песню он выбрал про нас с ним — Strangers in the night Синатры.

Мой князь Андрей. Да, именно так. Мой Андрей Болконский, а я его Наташа Ростова. Правда, она предала князя Андрея, собиралась бежать с Анатолем Курагиным, а потом Болконский и вовсе умер, но я сейчас об этом думать не хочу. Никогда не прощу Льву Толстому смерть князя Андрея и женитьбу Наташи и Пьера. Наташа Ростова и Андрей Болконский должны были остаться вместе.

Я не могу удержаться и снова его целую. К черту тормоза. Зачем сдерживать себя? Я хочу его целовать. Безумно хочу.

Но мой запал разбивается о его признание в том, что он пел раньше для другой. Для той, которую любил и на которой хотел жениться. Хочется дать ему пощечину и накричать. Как будто это измена. Как будто он мне что-то должен. Как будто он мне больше, чем случайный незнакомец, с которым я должна расстаться на рассвете.

Возьми себя в руки, Кнопка. Ты исполняешь мечту Флёр. Скоро ты с ним навсегда расстанешься. Он вернется в Россию и продолжит жить своей жизнью русского олигарха. А ты вернешься в Плезир и продолжишь волочить свое жалкое существование.

На мосту через Сену я наконец-то понимаю, что у нас общего. Это чувство не покидало меня с момента знакомства с ним. Наши истории зеркальны. Он на месте Флёр: его предали, и он это простил. А ведь он действительно похож чем-то на Селесту. Такой же романтик. И я так же, как и Флёр, могу ему довериться.

Я могла довериться и Себастиану, но с ним у меня не было ощущения стопроцентного взаимопонимания и гармонии. Хоть мы с Себом вообще никогда не ругались, но все же он меня не понимал. Например, ему всегда был непонятен тот факт, что я скучаю по Флёр и Андре. Он-то по ним не скучал. А для Егора важна дружба. Он простил лучшему другу предательство и до сих пор с ним общается.

Я нервно курю одну за одной, снова думая о том, какая я тварь, снова возвращаясь мыслями к самой главной ошибке в своей жизни. А он стоит и смотрит на меня. Весь такой правильный. Как Флёр.

Черт возьми, почему он так на нее похож?

Все-таки не выдерживаю и прошу его рассказать про ту единственную девушку, которую он любил. И он рассказывает. До ужаса неприятное чувство ревности поглощает меня, но я не подаю виду. Слушаю, как он говорит о ней и все больше и больше удивляюсь. Мы с ней явно очень разные. Прямая моя противоположность.

Мы идем встречать рассвет на Марсово поле. Меня всю трясет от мысли о том, что мы должны расстаться. Но так надо. Так хотела Селеста.

— Моя летняя девочка, — шепчет мне на ухо, и мое сердце пропускает удар. А потом по моему лицу начинают течь слезы.

Наш последний поцелуй я не забуду никогда.