Не открывая глаз, старуха что-то буркнула, и девушка встала из-за стола:

– Пойдем. Тебе надо готовиться.

Мы почти вышли, когда снова раздалось карканье ведьмы.

– Что она сказала? – спросила я, замерев.

– С тобой голубые глаза.

– И что это значит?

Девушка толкнула меня и показала идти вперед. После душного помещения, свежий воздух– как глоток свежей воды. Я с жадностью глубоко его вдыхала и уже не надеялась на ответ, но девушка снова заговорила.

– Иногда Амуга видит образы, предметы. Она не знает к чему отнести. Но всегда предупреждает. Так же о тебе может кто-то просто подумать, а она поймать образ.

– Но выводы из этого можно сделать разные…

– Да, – согласилась девица, – но когда дело касаться жизнь и смерть, она всегда права. Ей нельзя перечить.

Да, разговоры тут бессильны. Надо бежать, иначе ее видение сбудется. Времени мало.

Мы дошли до «моего» домика.

– Неужели она никогда не ошибается? – спросила я с надеждой.

– Все ошибаются. Но ты– песчинка. Маленькая жертва.

О, просто отлично! Это же логично…

Девушка открыла дверь и грубо толкнула меня в спину. Я зацепилась ногой за порог и упала на колени. И как умудрилась не расквасить себе нос?

– Я помогу скоротать время, – засмеялась она.

Резкая боль в голове, – последнее, что ощутила перед наступившей темнотой в глазах.

* * *

Первое, что я почувствовала, придя в себя– холод.

Я обрадовалась ему, как родному, и еще крепче зажмурилась. Вот же сон! Наверняка сейчас глаза открою, а рядом Сема спит.

– Очнулась, улыбчивая? – раздался рядом приятный женский голос.

Сердце екнуло. Неужели не сон? Куда меня опять занесло?

– Давай, открывай свои зеленые глаза. Вижу же, что в себя пришла.

И я открыла. Надо мной деревянный прямой потолок, выкрашенный в белый цвет. Уже лучше. Значит, я не в этом… треугольном доме!

– Тебе так понравился потолок? – спросили рядом и тяжело вздохнули:– Я рада. Меня-то от него уже тошнит.

– Да если бы вы побывали там, где мне приснилось… Этот потолок– просто свет в оконце. Кстати, где я?

– Ты, дорогая, из одного плена попала в другой.

– Что? Куда? – не поняла я, повернув голову, и взвизгнув, тут же вскочила с кровати. – Мама!

– Нет, всего лишь кошка, – сочувственно ответила моя вторая ипостась.

Я закрыла глаза, зажала руками уши и плюхнулась обратно.

– Я сошла с ума! За что, Всевышний? Что я сделала тебе? – мне уже стало плевать на свой жалкий вид, хотелось выть.

– Знаешь, я задаю эти вопросы уже восемь лет. Он так и не ответил, – насмешливо сказала кошка, сидящая на кресле рядом с кроватью. – Успокойся. Просто посиди и ни о чем не думай.

Наступила тишина. Мне даже глаза открывать не хотелось, а ладони так и сжимали уши. Время шло, а легче не становилось.

– Послушай, Оливия. Все, что происходит– ужасно, но если ты не возьмешь себя в руки, будет только хуже. Прошу, успокойся, девочка. У нас выпал такой шанс поговорить, что не хочется терять ни минуты. Ведь твой обморок не вечен. Открой глаза, осмотрись. Там на столике водичка. Попей. По-хорошему, тебе поплакать не мешает. Столько пережила и все на сухую. А то по пустякам плачешь, а тут как неживая.

От ее слов поддержки в горле образовался ком и, закрыв ладонями лицо, я впервые за долгое время разревелась, как маленький ребенок. Кошка молчала, а мне становилось все лучше.

Так, поплакали, достаточно!

– Легче?

– Ага, – вытирая руками слезы, ответила я.

– Там водичка…

– Да-да, на столе, помню.

Я проморгалась и осмотрелась. Небольшая светлая комната без окон и дверей. Довольно-таки уютно: кровать, рядом кресло, стол, стул, шкафчик, полка с книгами, огромное зеркало в серебряной раме, умывальник, напротив невысокая ширмочка. Свет идет непонятно откуда, видимо, сам потолок светится.

– Что там? – кивнула я на ширму.

– Туалет.

– О, все удобства, – улыбнулась я, хлюпнув носом.

– Все да не все, – фыркнула кошка. – Попей иди.

Я вскочила на ноги и подошла к столику. Помимо графина с водой, на нем был поднос с едой. Голода я не ощущала, а вот пить действительно хотелось.

Опрокинув в себя два стакана воды, я вернулась на кровать, где уже вальяжно развалилась, почему-то кареглазая, кошка.

– Ну что, давай знакомиться? – спросила она грустно.

– Давай, – согласилась я, сев поудобнее, прислонившись спиной к стене.

– Меня зовут Мария. Мне сорок, нет, подожди, – она ненадолго прикрыла глаза, подсчитывая. – Мне сорок семь лет. О тебе я все знаю.

– Отлично, – воодушевилась я, – тогда я послушаю, а ты объяснишь, куда меня занесло, и о каком обмороке ты говорила.

– Хорошо. Но времени у нас мало, поэтому я коротко. Еще же надо подумать, как тебя вызволить из той хибарки…

– Значит, я все-таки там? – поморщилась я.

– Да.

Я ощупала свою руку:

– Странно. Как такое может быть? Если я там, то почему здесь словно настоящая?

– Понятия не имею. Сама удивлена не меньше. На этот вопрос только мать моя сможет ответить. И то не уверена.

– А кто ваша мать? – полюбопытствовала я, посмотрев на кошку.

– Вопрос хороший и нужный. Итак. Я– дочь той самой ведьмы, что тебя заколдовала, – кошка потянулась и села, посмотрев мне в лицо.

– Дочь? – переспросила я. – Кошка?

– Конечно, нет, не кошка. Вернее, нет, конечно, кошка! – Я улыбнулась. – Это теперь я кошка. Раньше-то человеком была, восемь лет назад. Короче так: я была человеком, потом заболела и умерла. И уж не знаю, что там намудрила моя мама, но ее великий замысел удался: разум кошки умер с моим больным телом, а меня она запихнула в тело кошки, насквозь пропитанное магией.

– Ого, – округлила я глаза. – В голове не укладывается! И даже не знаю восхищаться делом ее рук или ужасаться.

Мария опустила мохнатую голову.

– И я не знаю, Оливия. На самом деле, если не затрагивать тему магического мастерства, все это– ужасно. И мне очень жаль, что ты попала под руку страшной, старой и обозленной ведьмы. Знаю, говорить так о родной матери нельзя, но я настолько устала, что уже ее просто ненавижу. Или испытываю чувства близкие к этому.

– Могу представить, – прошептала я.

– Должна признаться, что когда у меня появилось твое тело, я очень обрадовалась. Теперь мне стыдно за то счастье, ненадолго вскружившее голову. Мать моя никогда ничего просто так не делает. Она поместила это зеркало, – кивнула она в сторону, – сюда, чтобы я могла наблюдать как ты, молодая девочка, мучаешься. В качестве воспитательной меры.