Служанка вернулась и проводила нас в гостиную, оказавшуюся гораздо просторнее и богаче прихожей. Там было куда больше картин на стенах. Как, впрочем, и банок с заспиртованными органами. Наше внимание привлекла написанная маслом работа. Это был портрет Титуса ван Рейна. В доме Рембрандта я видел много портретов умершего сына, и лицо его было мне хорошо знакомо.

Корнелия невольно протянула руку, будто желая прикоснуться к любимым чертам лица на холсте.

— Как удачно он сумел изобразить Титуса! Вылитый брат! Отец любил его больше всего на свете. И как он только дал себя уговорить продать этот портрет?

— Мне стоило для этого призвать на помощь весь мой дар убеждения, — раздался у нас за спиной хрипловатый голос. — Пришлось пообещать вашему отцу, что он в любое время волен прийти сюда и взглянуть на эту картину.

Бесшумно появившийся здесь доктор ван Зельден отвесил нам поклон. Из-за высокого роста и согбенности складывалось впечатление, что он вот-вот повалится вперед.

— Если ли новости о вашем отце? — осведомился он. — Меня весьма беспокоит его исчезновение.

— Меня тоже, — ответила Корнелия. — Потому я и решила прийти к вам. У вас найдется для меня немного времени, доктор ван Зельден?

— Для вас — непременно. Усаживайтесь. Могу я предложить вам шоколаду?

Я откашлялся.

— Слушаю вас? — обратился ко мне доктор ван Зельден.

— Я сопровождаю госпожу ван Рейн. Полагаю, обсуждаемый вопрос не для моих ушей, господин ван Зельден. Так что, если позволите, я пройду пока в прихожую. Хочется полюбоваться на вашу знаменитую коллекцию.

— Пожалуйста, пожалуйста! Как пройти, я думаю, вы знаете.

Уже в дверях я снова обернулся.

— Как мне кажется, приготовление препаратов из человеческих органов — ваша страсть, доктор?

— Пожалуй, вряд ли стану это отрицать, тем более если принять во внимание их количество. — Доктор ван Зельден деревянно рассмеялся, но тут же посерьезнел. — Впрочем, для врача подобное собрание не просто причуда. Наука — вот его главное предназначение. Все эти препараты крайне необходимы в моих исследованиях и весьма полезны при чтении лекций студиозам. Мне удалось изобрести особый спиртовой состав, позволивший существенно усовершенствовать технику приготовления препаратов.

— Поразительно! — воскликнул я. — И где вы только берете столько трупов?

— Знаете, несчастные случаи и эпидемии отнюдь не редкость для нашего города, к великому сожалению. Так что в чем, в чем, но в трупах недостатка нет.

Понимающе кивнув, я отправился в прихожую, где увидел служанку, смахивавшую белой салфеткой пыль с банок.

— Ваш хозяин, надо думать, обожает это занятие, — как бы между прочим заметил я.

— О да, господин. Вот только во время уборки я всегда боюсь, как бы не опрокинуть чего и не разбить. А к себе в святилище он меня и вовсе не допускает.

— В святилище, говорите? Что это за диковина такая?

Смущенно хихикнув, девушка опустила глаза.

— Ну, это я так называю. Несколько комнат в глубине дома, где господин доктор ставит свои опыты. Там и приготовляет свои препараты. Меня туда ни разу еще не пустили, хотя я в этом доме вот уже два года. Даже и не знаю, кто там прибирает.

— Наверное, боится, что вы станете отвлекать его.

— Может, и так, — ответила девушка, осторожно водружая протертую банку на место. — И когда вы позвонили у дверей, господин доктор как раз был у себя в святилище. Поэтому я не хотела его беспокоить.

Я был безумно благодарен ей за такую откровенность. И продолжал расспрашивать.

— Но вам хотелось бы заглянуть в это святилище, правда? Мне можете спокойно признаться, я вас выдавать не собираюсь. Вы никогда не пробовали тайком пробраться туда?

— Нет, что вы, господин, разве можно? Конечно, иногда на меня нападало искушение, если случалось подметать там в коридоре у входа, но я ни за что не войду туда без разрешения.

— Весьма похвально, — поощрил я розовощекую служанку и тут же откланялся, сославшись на то, что мне необходимо вернуться в гостиную.

На деле же я, пройдя через длинный изогнутый коридор, повернул не к гостиной, а решил пробраться в глубь дома, где, по моим расчетам, и расположилось так называемое святилище доктора ван Зельдена. Я не особенно рассчитывал, что дверь в него будет не на запоре. К моему удивлению, она раскрылась, стоило мне надавить на ручку. Ключ торчал изнутри. Судя по всему, наш визит оказался столь внезапным, что доктор даже не успел запереть дверь.

Быстро войдя внутрь, я осторожно затворил за собой дверь. Сквозь задернутые портьеры в довольно большое помещение проникал слабый свет. Помещение это очень напоминало кабинет. Здесь на стенах были развешаны не картины, а схемы строения человеческого тела и внутренних органов. На столе лежали раскрытые фолианты на латыни, а в углу свисал с потолка самый настоящий скелет человека. И тут мне невольно вспомнился другой скелет. Виденный мною в могиле Титуса. По спине пробежали мурашки.

Имелось и смежное помещение, служившее ван Зельдену для приготовления препаратов. В емкостях с прозрачным раствором плавали различные органы. Наверняка доктор расхваливал нам именно эту смесь, а в шкафах громоздились десятки пустых стеклянных банок различного объема.

Здесь была дверь в соседнее, как мне подумалось, помещение, но она оказалась на замке. Обшарив все вокруг, я так и не обнаружил ключа. Вернувшись в кабинет, я обыскал и его, и мне наконец повезло — ключ нашелся под одним из толстенных фолиантов. Я вновь подошел к запертой двери и убедился, что он подходит!

Когда я переступал порог комнаты, которую ван Зельден столь тщательно скрывал от людских глаз, сердце мое колотилось от волнения. И увиденное там заставило меня в ужасе отшатнуться. Я отвел взгляд и некоторое время пытался прийти в чувство, чтобы продолжить взятую на себя миссию.

Часть стены в угловой части помещения от пола до потолка была стеклянной, напоминая огромный аквариум с раствором для консервации. И раствор этот был не бесцветным, как в обычных банках с препаратами, а отливал голубоватым, оставаясь прозрачным, так что я мог различить плававшего в нем нагого человека. Он уставился на меня безжизненным остекленевшим взором. И я знал его! Это чуть вытянутое лицо было мне знакомо! Естественно, он был мертв, как мертв был и устремленный в пространство пустой взор, но мне вдруг показалось, что я различаю в нем немую мольбу извлечь его отсюда, избавить от столь противоестественного способа погребения, дать возможность обрести вечный покой в земле.

Меня охватило непреодолимое желание взять и запустить в прозрачную стену стоявшим поодаль стулом, разнести вдребезги это кошмарное, непотребное узилище. Но разве мог я отважиться на что-либо подобное? Разве мог чем-ни-будь обнаружить свое тайное присутствие здесь?

Поспешно покинув комнату, я запер за собой зверь, положил ключ на прежнее место и поторопился покинуть пределы этого «святилища», куда больше напоминавшего средоточие греховности.