— Так! Хватит препираться! Сейчас у нас есть дела поважнее, — Риккардо решил прекратить дискуссию, пока она не зашла слишком далеко, — давайте сначала выберемся отсюда, а потом уже будем друн другу счета предъявлять.

— А мы выберемся? — риторический вопрос Шимаэла повис в воздухе.

— Шим, заткнись! — огрызнулась Сейра.

— Кто хочет, может оставаться, — капитан подошел к своему рюкзаку и, поморщившись от пронзившей бок боли, взвалил его на плечо, — но лично я голосую за то, чтобы убраться из этого болота как можно скорее.

Он повернулся к лесу и решительно зашагал вперед, вскоре скрывшись за деревьями.

— М-да, — хмыкнул Айван, угрюмо глядя ему вслед, — положение наше выглядит откровенно дерьмово, а пахнет и того хуже, но сидя здесь и попусту сотрясая воздух мы ничегошеньки не изменим. Надо идти.

— Он прав, Шим, — Сейра подошла к пилоту и положила руку ему на плечо, — пошли с нами. Ты нам нужен.

— Ладно, хуже мне все равно уже не будет, — тот осторожно покрутил головой, проверяя, цела ли шея после столь близкого знакомства с клешнями Айвана, и тяжко вздохнул. — Только ради тебя…

Подобрав свои вещи, они углубились в лес, оставив позади пылающие останки машины, которая оплакивала погибших сверкающими слезами плавящегося алюминия. Поднимающийся почти вертикально столб густого черного дыма терялся в низком свинцовом небе. Отличный ориентир, который вскоре должен был привлечь сюда немало любопытствующих, объясняться с которыми никому не хотелось.

Их отряд взбирался вверх по склону гряды, представляя собой весьма странную процессию, где четыре человека шли в одном направлении, но при этом каждый старательно держался сам по себе.

Шимаэл плелся в самом конце, то и дело спотыкаясь и падая в сухой мох. Последние события буквально опустошили его, лишив последних оставшихся сил. Каждый раз, упав, он невольно задумывался, а стоит ли вообще подниматься. Трудно сказать, что именно двигало им, быть может элементарное животное желание жить, но пока пилот раз за разом снова вставал на ноги и продолжал идти дальше с энтузиазмом человека, которого ведут на смертную казнь.

Давящее чувство, что за ними наблюдают, поджидая удобного момента, чтобы выбить табурет из-под ног очередного висельника, никуда не делось, а, напротив, стало только сильнее. Казалось, если поднять взгляд к небу, то можно увидеть огромный стеклянный колпак, сквозь который просвечивают равнодушные глаза их истязателя. Иногда Шимаэлу даже мерещилось гнусное хихиканье. И все было бы еще ничего, кабы не человек, выбранный для приведения приговора в исполнение. Шимаэл пребывал в замешательстве, он был растерян и озадачен.

Шимаэл в очередной раз споткнулся и вполголоса выругался, больно ударившись коленкой об камень.

На какое-то время он оставил в стороне размышления о маячащих впереди мрачных перспективах и сосредоточился на пристальном изучении собственных чувств. Он уже вышел из того возраста, когда бурлящие в крови гормоны время от времени срывают крышку с черепной коробки, да и аналитический склад его ума располагал к критическому осмыслению собственных эмоций и переживаний. Ему и раньше доводилось заводить знакомства на одну ночь, однако до сих пор все эти сладкие пули благополучно проходили мимо его сердца, оставляя после себя лишь легкий порыв пахнущего духами воздуха. Все его предыдущие отношения с помощницей капитана также были лишь дружеской забавой, эдаким лекарством от скуки, не более того.

Но после последнего выстрела он неожиданно обнаружил в своей душе кровоточащую рану, которая упорно не хотела затягиваться. Разумеется, Шимаэлу случалось влюбляться, но пока ему удавалось сохранять определенный контроль над этим блаженным безумием, отдавая себе отчет в том, что именно с ним происходит.

На сей же раз все развивалось столь стремительно и неожиданно, что он был совершенно сбит с толку. Быть может всему виной тот Танец, что Оди танцевала с ним? Действительно ли Жрицы способны таким образом творить с людьми все, что только пожелают? Крайне неприятно ощущать себя послушной игрушкой в чьих-то руках. Быть может Айван все-таки прав, и Шимаэла сделали пятой колонной в их команде, не спрашивая на то его согласия? Ведь тогда, в Храме, он не раздумывая бросился вперед и встал между Айваном и Одэзи. Почему он так поступил? Что им двигало? Раньше он никогда не страдал от приступов болезненно обостренного чувства справедливости и не обнаруживал в себе склонности к самопожертвованию. Скорее наоборот. Люди не единожды убивали друг друга у Шимаэла на глазах, и ему даже в голову не приходило вмешаться и попытаться их остановить. Он же не возражал, когда Найда стреляла в Зиолу и в Верховную Жрицу. Почему же в случае с Оди он поступил иначе?

Было ли то искренним порывом души или же ожидаемой реакцией послушного раба? Он всего-навсего влюбился (пусть не вовремя и чертовски неудачно) или потихоньку сходит с ума? Увы, но Шимаэл понимал, что никогда не сможет найти ответы на эти вопросы без посторонней помощи, ведь человек, все глубже погружающийся в пучину безумия, сам себе продолжает казаться абсолютно нормальным!

Сейра, карабкавшаяся вверх по склону впереди него, не особо увлекалась подобным самокопанием. В настоящий момент она больше всего на свете мечтала вообще не думать потому, что ее мысли уже прокатали в мозгу глубокую колею, из которой она никак не могла их выбить. Снова и снова, круг за кругом перед ее внутренним взором проходили одни и те же сцены.

Смеющаяся Найда, озадаченно скребущий лысину Чак, а потом кровь, кровь, кровь…

И следом неизменно всплывал один и тот же холодящий сердце вопрос: кто следующий?

Девушка не пускалась в долгие и многословные рассуждения о том, кто или что является причиной их несчастий, она просто боялась. Такой страх невозможно заглушить, придумав логичное объяснение или хотя бы название тому, что с тобой происходит, поскольку это никоим образом не устранит его первопричину. Сейра с жадностью хваталась за любую возможность хоть как-то отвлечься, переключиться на другие заботы — приревновать Шимаэла к Одэзи, натаскать валежника для погребального костра, разозлиться на капитана — все что угодно, лишь бы не вспоминать о том, что все они приговорены.

Но, как Сейра ни старалась, ужас продолжал овладевать всем ее существом, медленно высасывая из нее последние силы, лишая надежды и все глубже погружая в бездну отчаяния, обернувшись обреченной убежденностью в неотвратимости расплаты. Ей теперь повсюду мерещились невидимые глаза, что следили за каждым их шагом, холодные пряди паутины, тянущиеся к ним со всех сторон и опутывающие их руки и ноги. Сейра согласилась пойти вслед за Айваном и Риккардо лишь для того, чтобы не оставаться один на один со своими кошмарами. На миру, все-таки, и смерть не так страшна. А Шимаэла она уговорила присоединиться к ним потому, что ей было немного спокойней, когда сзади плелся кто-то еще — это создавало иллюзию защищенности, словно Шимаэл мог уберечь ее от удара в спину.