мира – партийное руководство согласилось провести некоторые предложенные им реформы [Lewin 1974: chap. б][344]. Оценка себестоимости путевки всегда была непростым делом, так как на издержки, связанные с отпуском, влияло множество факторов. По мысли реформаторов, гибкое ценообразование или система скидок увеличили бы спрос на путевки в малопривлекательное время года. Некоторые чиновники, однако, сопротивлялись: их больше заботила воображаемая «недополученная прибыль» от уцененной путевки, чем возможность заполнить все места в межсезонье [Азар 19726: 130][345].

Предложения внести элементы коммерции в процесс распределения путевок звучали во время передачи Главного управления курортов и санаториев в ведение профсоюзов. ВЦСПС направлял путевки отраслевым профсоюзам, а те – профкомам предприятий. Из них 20 % раздавались бесплатно (наиболее заслуженным рабочим), остальные продавались за 30 % от номинальной стоимости. Разницу выплачивал фонд социального страхования, существовавший на каждом предприятии. В начале 1960-х годов такие фонды дотировали 85–90 % стоимости путевок, хотя все признавали, что работники и предприятия, которым путевки доставались бесплатно, скорее всего, не воспользуются ими – явное разбазаривание ресурсов [Азар 19726: 144][346]. Растущий спрос на отдых заставлял чиновников думать о получении дополнительных доходов путем продажи большего количества путевок за наличные средства. У советских граждан эти средства имелись. По оценкам одного западного экономиста, в 1975–1985 годах сбережения выросли на 9,3 %, а потребление – лишь на 4,6 %. Причина этого понятна: купить было почти нечего. В 1961 году прозвучали два предложения: одно – выделить группу из девяти санаториев и 20 домов отдыха, чтобы продавать в них путевки за полную стоимость, другое – реализовывать 25 % всех путевок за наличные. Полученные деньги можно было бы использовать для расширения курортов [Hewett 1988: 88][347].

Оба они, как и предложение о дифференциации цен в зависимости от сезона, выглядели едва ли не «капиталистическими» и встретили враждебное отношение со стороны некоторых профсоюзных деятелей: последним удалось сорвать планы по превращению профсоюзных здравниц в коммерческие предприятия. Среди ведущих экономистов имелись сторонники возвращения к смешанной государственно-частной экономике 1920-х годов, но хозяйственные и профсоюзные руководители были решительно против [Lewin 1974][348]. Вместо того чтобы организовать доступ в немногочисленные учреждения отдыха, основываясь на факторе цены, чиновники продолжали предоставлять его согласно социалистическим принципам, которые считались более справедливыми. Советские потребители относились к этому с пониманием: опрос 1966 года на тему «Нужно ли привлекать для расширения материальной базы отдыха денежные средства населения?» дал такие результаты: 30 % участников считали, что население должно участвовать в этом, но 45 % полагали, что все необходимые средства обязано предоставлять государство [Грушин 2003: 159]. Но поскольку государство своих обязанностей не выполняло, платежеспособная публика все чаще искала возможности за пределами профсоюзной системы; это привело к росту популярности «неорганизованного», или «дикого», отдыха, о чем будет рассказано далее.

Наряду с квазирыночными реформами это время ознаменовалось появлением новых методов исследования рынка: теперь советские планировщики могли правильнее определять вкусы и предпочтения потребителей, число которых возрастало. В 1966 году Центральный научно-исследовательский и проектный институт типового и экспериментального проектирования лечебно-оздоровительных и санаторно-курортных зданий (ЦНИИЭП лечебно-курортных зданий) заказал Институту общественного мнения «Комсомольской правды» опрос – единственный «коммерческий» опрос, когда-либо проведенный им. Результаты показали, что советские граждане хотят расширения возможностей для семейного отдыха и большинство из них предпочитает, проводя отпуск вне дома, находиться на одном месте. «Труд» провел собственное исследование предпочтений в сфере отдыха. В обоих случаях читатели добровольно присылали свои ответы. Если 72 % опрошенных командой «Комсомольской правды» отдали предпочтение турпоездкам, то 76 % читателей «Труда» желали бы провести отпуск в пансионате или доме отдыха [Грушин 2003: 154][349]. Это подкрепило позицию профсоюзов, которые настаивали на увеличении сети учреждений традиционного типа, склонив их к игнорированию мнения читателей «Комсомольской правды» – более образованных и молодых, проживавших в городах.

Собственники здравниц также нередко втягивались в квази-рыночную деятельность: то были первые признаки «теневой экономики», которая все больше восполняла нехватку тех или иных товаров, обусловленную недостатками централизованного планирования. Дома отдыха, не получавшие нужного финансирования, сдавали места за наличные: это усугубляло проблему переполненности здравниц, но приносило такие необходимые им оборотные средства. Один дом отдыха использовал свои накопления, чтобы построить небольшие домики для рыбаков и охотников, – тем самым освобождалось место для других отдыхающих и улучшалось качество обслуживания. В Сочи директора гостиниц по своей инициативе реорганизовывали сервис, устраняя должность дежурных – женщин, заведовавших ключами от номеров и следивших за порядком на каждом этаже. Таким образом, высвобождались деньги для оказания услуг (а кроме того, постояльцы теперь могли свободно уходить и приходить, когда им заблагорассудится). В городе открывались тематические рестораны, вроде «Старой мельницы», где официанты представали в костюмах мельника и его дочерей, и «Кавказского аула», где подавали шашлык и грузинское вино. Говоря об этих туристических достопримечательностях, первый секретарь горкома партии замечал, что нужно еще кое-что: «Я бы добавил: предприимчивости. Не надо бояться этого слова. Предприимчивость, которая приносит доход государству и радость его гражданам, надо приветствовать во всех сферах» [Медунов 1967:16–18][350].

В конечном счете такое примитивное социалистическое накопление не могло создать значительных сумм, необходимых для удовлетворения постоянно возраставшего спроса на летний отдых у моря. Профсоюзные деятели, как и раньше, ожидали от государства выделения ресурсов для удовлетворения всех нужд, независимо от их масштаба. Руководители провинциальных курортов ежегодно ездили в Москву и выпрашивали у центра дотации. Услышав предложение изыскать в Латвии средства на развитие здравниц на берегу Балтики, председатель Латвийского республиканского Совета по управлению курортами профсоюзов заявил, что, поскольку большинство отдыхающих прибывает из других республик, платить за это должна вся страна, а не только Латвия. Председатель Дальневосточного территориального Совета по управлению курортами профсоюзов вызвал аплодисменты, сказав, что деньги, предназначенные для расширения курортов, должны поступать прежде всего в небольшие здравницы – например, дальневосточные, – а не в традиционные центры отдыха, такие как Сочи, Кисловодск, Пятигорск. Последние, указал он, вполне могут делать это за счет собственных ресурсов. Но на следующий год главврач одного кисловодского санатория ответил на это, что его учреждение нуждается в средствах, как и любое другое. Каждый год запросы росли: больше денег на оплату труда, оборудование, ремонт, расширение, питание, бассейн, аэропорт…[351]

Когда в 1960 году здравницы перешли в ведение ВЦСПС, его руководители очень надеялись, что это позволит увеличить инвестиционные накопления в результате сотрудничества предприятий, располагавших средствами, с местными управлениями курортов. Но последние сразу же воспротивились этому, и, хотя в стране уже шли «либермановские» реформы, директора здравниц твердо и недвусмысленно высказывались в пользу командно-административной системы, которая, по их мнению, могла решить