Говорить о Коссе при фон Ниме не хотелось, но Медичи не пришлось ломать голову, Мартин сам распорядился секретарю заняться делами. Недовольный фон Ним удалился…

Только когда за ним закрылась дверь, папа осторожно поинтересовался:

— Вы уверены, что с Коссой все в порядке?

— Не беспокойтесь, Ваше Святейшество, он выкуплен и в безопасности. — Понимая, что папу Мартина интересует вовсе не безопасность бывшего покровителя, Козимо поспешно добавил: — Бальтазар Косса больше не будет претендовать на Святой престол.

— Вы уверены? — повторил папа.

— Для этого нужны деньги, а кредиты даем мы.

Колонна вздохнул:

— Хорошо, что вы напомнили о кредитах…

Козимо весь подобрался, словно охотничья собака, учуявшая дичь. Сейчас он услышит то, ради чего привез тиару новому папе… Только понимание, что перебивать папу не следует, нужно дать ему выговориться, удержало Козимо от признания, что существуют тайные счета курии, неизмеримо большие, чем явные, о которых известно только Бальтазару Коссе и Медичи.

Хорошо, что не сказал. Колонна еще раз тяжко вздохнул и немного сбивчиво объявил, что… при сложившихся обстоятельствах не может оставить банкирами курии банк Медичи.

Будь на месте Козимо Лоренцо, он непременно выругался бы, Косса и вовсе запустил в понтифика чем потяжелей. Козимо сумел промолчать, помогло ему то, что папа Мартин, сам смущенный таким отказом, несомненно неприятным и даже тяжелым для Медичи, мямлил и мямлил:

— Понимаете… могут подумать… я должен… мы должны… вы были банкирами Иоанна…

Видя, что этому не будет конца, Медичи успокоил папу:

— Ваше Святейшество, мы прекрасно понимаем щекотливость вашего положения и не просим оставить счета курии в нашем банке. Разве что счета некоторых кардиналов в частном порядке. Только тех, кто сам пожелает…

— Да, да… прекрасно, так и поступим. И я… мы, — тут же поправил себя Колонна, в минуты волнения забывал говорить о себе во множественном числе, — назначили банкирами курии Спини. Кажется, это ваши родственники?

Мысленно обозвав Колонну старым ослом и пообещав, что он не получит ни флорина с тайных счетов и лично от Медичи, Козимо тем не менее кивнул:

— Спини… да, моя бабушка из рода Спини.

По его лицу меньше всего можно было догадаться о желании лично придушить сидящего в кресле напротив человека в одеянии папы. Идиот! Мать Джованни де Медичи действительно из рода Спини, но это только обостряло их борьбу и делало особенно обидным такое назначение.

А папа, почти счастливый сговорчивостью молодого Медичи, уже успокоенный тем, что неприятностей хоть в этом не предвидится, продолжил:

— Есть еще один вопрос, впрочем, мы его уже решили, но хотим еще слышать ваше мнение. Вы нам кажетесь весьма здравомыслящим человеком.

— Я весь внимание, святой отец.

Колонна уже не ерзал беспокойно, он даже откинулся на спинку кресла.

— Собор вот-вот закончит свою работу, но в Риме слишком большое запустение. Нужно многое привести в порядок, отремонтировать, обновить. Мы решили пока пожить во Флоренции…

«Надеюсь, не в доме Медичи, — подумал Козимо, — иначе до переезда в Рим можно и не дожить». Но вслух горячо заверил:

— Флоренция встретит Ваше Святейшество гостеприимно. И вы сможете вернуть Риму его былое величие, не сомневаюсь в этом.

— Вы так думаете? Хорошо, вы можете идти. Когда придет время, Спини потребуют от вас отчет по финансам курии.

Ах ты ж старая сволочь! Козимо развел руками:

— Требовать ни к чему, Святой отец. Как только Ваше Святейшество приедет во Флоренцию, мы предоставим полный отчет. Ваш счет, полагаю, тоже будет в банке Спини?

Папа только вздохнул, что подтвердило уверенность Козимо, что к решению приложили руку родственники-конкуренты.

Мелькнула мысль: я посмотрю, как ты заговоришь, когда Спини разорятся.

Дитрих фон Ним нашел возможность словно случайно оказаться рядом с Козимо. Выждав минуту, когда его никто не слышал, поинтересовался:

— Каким бывает идеальное преступление, юноша?

Медичи, который уже понял, что змей совсем не зря отирается подле, был готов к неприятному вопросу, но такой его удивил. Козимо пожал плечами:

— Вероятно, то, о котором никто не узнает.

— Хм… а ведь вы правы. И я готов с вами сотрудничать.

Этого Козимо ожидал еще меньше.

— Вы интересуетесь банками, милорд?

— Не только ими. Я интересуюсь вами, молодой человек.

А вот к этому Медичи был готов, он с удовольствием кивнул:

— А я вами. Потому передаю вам привет от Бернадино и готов передать ваш ему.

Казалось, у окна беседуют два старых приятеля, только один почему-то круто развернулся и поспешил прочь.

Козимо поинтересовался:

— Так мне передать?

Ответа не последовало.

Глупо было надеяться, что такой человек, как Медичи, не воспользуется своей близостью к папе и окружающим его людям, чтобы не узнать побольше об опасном для себя человеке. Нарочно Козимо не интересовался, но привычка собирать сведения на всякий случай и цепкая память помогли. Однажды, когда на привале по пути в Констанц обсуждали самого фон Нима и его соглядатайство, Аретино назвал имя Бернадино, посмеявшись над существованием у закостенелого сухаря любовника. Поджо едко пошутил об аппетитных ягодицах красавчика, на которых фон Ним спит, как на подушке, но не более:

— Он до смерти боится прикосновения к женской груди, а задница Бернадино таковую вполне заменяет. На большее фон Ним не способен, и любовнику это нравится. Платит-то фон Ним щедро.

Разговор перешел на другое, Козимо никогда не вспоминал о Бернадино, а вот сейчас помогло. Обвиняя Бальтазара Коссу во всех смертных грехах, самому быть обвиненным в содомии означало жестоко поплатиться.

Козимо дивился сам себе: за несколько лет, проведенных в Констанце и вокруг, он стал настоящим циником, способным использовать шантаж и даже отравить человека, если тот смертельно опасен. Не переступил ли он ту невидимую грань, за которой можно потерять самого себя?

И снова Альпы вокруг, тот самый перевал и уже привычные привалы. Снова раздумья.

Следовало понять, в чем они проиграли, а в чем выиграли.

Несомненный выигрыш — Доменичи. Все получилось удачно. В самом воздухе вокруг кардинала Доменичи для Медичи была разлита смертельная опасность. Выбора у Козимо не было, потому он не слишком переживал.

Косса освобожден, сцена с его мнимым повторным арестом, убедившая преследователей, что лучше не соваться (спасибо супруге курфюрста за предупреждение), прошла как задумано. Бывший папа действительно в безопасном для них всех месте. Так лучше и для него тоже. Косса должен прийти в себя и осознать, что без Медичи каждый шаг может стать последним. Има писала, что он сломлен, но жаждет жить. Пусть еще немного помучается (хороши мучения при таких удобствах!), потом его нужно привезти во Флоренцию.