— Департамент утверждает, что они видели киоскера с Номером Семь… это значит — тебя…

— Так и есть. Трижды благословенная Семерка! И в этом я виновен. Мне уже что-то пришили. Я воображал, что ироническим образом Семерка окажется тележкой несчастливой. Я желаю другую тележку — и немедленно. Очевидно, я толкаю по улицам какой-то сглаз. Я уверен, что с какой-нибудь другой тележкой у меня все получится гораздо удачнее. Колымага для меня — путь-дорога для коня!

— Ты будешь меня слушать или нет?

— Ну что ж, если это в самом деле необходимо. Хотя мне, вероятно, следует предупредить вас, что я почти готов лишиться чувств от треволнений и общей подавленности. Фильм, который я просмотрел вчера вечером, был особенно изнурителен — мюзикл для подростков, имеющий место на пляже. Я едва не упал в обморок во время сцены пения на доске для серфинга. Помимо этого, вчера ночью я пережил два кошмара, в одном из которых немалую роль играл туристический автобус с круговой панорамой. Второй повествовал об одной моей знакомой девушке. Он был довольно-таки жесток и непристоен. Если бы я стал вам его описывать, вы бы, вне всякого сомнения, испугались.

— Они видели, как ты подобрал из канавы кота на улице Св. Иосифа.

— И это — лучшее, на что они способны? Какая абсурдная ложь! — ответил Игнациус и одним мановением языка втянул внутрь последнюю видимую порцию «горячей собаки».

— Что ты делал на улице Св. Иосифа? Там же одни склады и причалы. На улице Св. Иосифа людей-то не бывает. Она даже не входит в наши маршруты.

— Что ж, я этого не знал. Я лишь немощно забрел туда, чтобы немного передохнуть. Время от времени мне навстречу попадался пешеход. К несчастью для нас, ни один из них не был в настроении для «горячей собаки».

— Так ты был там? Не удивительно, что ты постоянно ничего не продаешь. И ты, наверно, игрался с тем проклятым котом.

— Теперь, когда вы об этом упомянули, я действительно припоминаю одно-другое одомашненное животное поблизости.

— Значит, ты игрался с котом.

— Нет, я не «игрался» с котом. Я лишь подобрал его и немного погладил. Это была довольно привлекательная на вид пестренькая особь. Я предложил ему «горячую собаку». Тем не менее, кот отказался ее есть. Вот вам животное хоть с каким-то вкусом и пристойностью.

— А ты отдаешь себе отчет, какое это серьезное нарушение, гамадрил?

— Боюсь, что нет, — рассерженно отвечал Игнациус. — Очевидно, само собой разумеющимся сочли то, что кот нечистоплотен. Откуда мы это знаем? Коты знамениты своей санитарией — постоянно вылизывают себя, когда подозревают, что имеется хоть малейшая причина для сомнения. У этого инспектора, должно быть, имелось некое предубеждение против котов. Кот не удостоился ни малейшего шанса.

— Мы не про кота толкуем! — выдохнул мистер Клайд с таким неистовством, что Игнациус разглядел, как вокруг белесого шрама на носу набухают лиловые вены. — Мы говорим о тебе.

— Ну, я-то, разумеется, чистоплотен. Мы это уже обсуждали. Мне просто хотелось, чтобы коту честно предоставили слово. Сэр, неужели меня бесконечно будут третировать? Мои нервы уже приближаются к стадии тотального разложения. Когда вы лишь мгновение назад проверили мои ногти, я надеюсь, вы отметили пугающие вибрации в моих конечностях? Мне бы очень не хотелось подавать на корпорацию «Райские Киоскеры» в суд, чтобы она оплачивала гонорары моего психиатра. Возможно, вам неведомо, что я не охвачен никаким страховым планом госпитализации. «Райские Киоскеры», разумеется, слишком палеолитичны, чтобы рассмотреть предложение своим работникам подобных льгот. В действительности, сэр, я довольно-таки неудовлетворен условиями труда в этой сомнительной фирме.

— Почему, что такое? — встревожился мистер Клайд.

— Боюсь, что всё. Но превыше всего прочего — я совсем не ощущаю, что меня здесь ценят.

— Ну, ты, по крайней мере, приходишь на работу каждый день. Что есть, то есть.

— Это все потому, что, осмелься я остаться дома, меня бы избили до потери пульса печеной винной бутылкой. Открывать дверь в мой дом — все равно, что вторгаться в логово львицы. Моя мать все больше становится негуманна и злобна.

— Знаешь, Райлли, мне не хочется тебя увольнять, — отеческим тоном произнес мистер Клайд. он уже слышал прискорбную историю киоскера Райлли: пьющая мать, убытки, за которые следовало платить, угроза нищеты как для матери, так и для сына, сладострастные материнские дружки. — Я выделю тебе новый маршрут и дам еще один шанс. У меня тут есть в заначке кое-какие коммерческие штучки — может, тебе пригодятся.

— Можете сразу отправить карту моего нового маршрута в психиатрическую палату Благотворительной Больницы. Заботливые монахини и психиатры помогут мне там расшифровать ее между сеансами шоковой терапии.

— Да заткнись же ты.

— Вот видите? Вы уже уничтожили всю мою инициативу, — рыгнул Игнациус. — Ну что ж, надеюсь, вы избрали для меня живописный маршрут, предпочтительно — где-нибудь в садово-парковой зоне с обилием удобств для сидения страдальцев от усталых, отнимающихся ног. Поднявшись сегодня утром, я обнаружил, что лодыжки не держат меня. К счастью, я вовремя успел схватиться за спинку кровати. Иначе я бы вне сомнения рухнул, сломленный, на пол. Мои предплюсны, очевидно, совершенно готовы подписать акт о капитуляции.

Игнациус наглядно захромал вокруг мистера Клайда, и его сапоги пустынной модели шаркали по промасленному цементу.

— Прекрати сейчас же, недотепа. Ты не инвалид.

— Пока еще — не совсем. Тем не менее, некоторые мои косточки и связки уже начинают размахивать белым флагом поражения. Мои физические аппараты, кажется, уже созрели объявить какое-то перемирие. Моя же пищеварительная система перестала функционировать практически полностью. Мой пилорический клапан, должно быть, сплошь зарос некоей тканью, запечатавшей его навсегда.

— Я ставлю тебя на Французский Квартал.

— Что? — загрохотал Игнациус. — Неужели вы считаете, что я буду способен расхаживать взад и вперед по этой клоаке порока? Нет, боюсь, о Квартале не может быть никакой речи. Моя психика распадется в подобной атмосфере. А помимо этого, улочки там очень узки и опасны. Я могу легко попасть в дорожную пробку или оказаться прижатым к стене здания.

— Не хочешь — не бери, жирный ублюдок. Это твой последний шанс. — Шрам мистера Клайда снова начал наливаться белизной.

— Вот как? Я вас умоляю — припадков больше не нужно. Вы можете случайно перевалиться в этот чан сосисок и обвариться. Если вы так настаиваете, воображаю, мне придется влачить свои сосиски даже в Содом и Гоморру.

— Ладно. По рукам. Приходишь завтра утром, я тебя этим штучкам научу.

— Не могу обещать вам, что в Квартале окажутся проданными много «горячих собак». Вероятно, каждое мгновение я буду занят тем, чтобы защитить свою честь от тех подонков, которые там живут.