— А кто сказал, что я не изысканная? — рассердилась Дарлина.

— Ладно. Изысканная. Только будь изысканной и у меня на сцене. Вот что драматический поворот всему придает, черт побери.

— Ууу-иии. Да «Ночью Тех», глядишь, и Аскару хватанет за этот спиктакыль. И попрыгай одного себе получит.

— Марш мои полы мести.

— Ща, разбежался, Карла О'Харя.

— Секундочку! — заорала Лана в лучших традициях режиссера музыкального фильма. Ей всегда доставляли удовольствие театральные аспекты ее профессии: играть роли, позировать, составлять живые картины, разводить мизансцены. — Вот она.

— Кто — она? — спросила Дарлина.

— Идея, дурища, — ответила Лана поверх сигареты, которую держала у самых губ, точно режиссерский мегафон. — Смотри, как теперь будет. Ты — такая южная красотка, здоровая свежая девственница со Старого Юга, у нее на плантации есть такая любимая птица.

— Слушай, а мне нравится, — восторженно сказала Дарлина.

— Еще б не нравилось. Теперь послушай меня. — Мысли Ланы заскакали во весь опор. Это представление может стать ее театральным шедевром. У какаду есть все качества, чтобы стать звездой. — Мы достанем тебе большое платье, как на плантации, кринолин, кружева. Шляпку с широкими полями. Парасольку. Очень изысканно. Волосы распустим по плечам, локонами. Ты возвращаешься с грандиозного бала, где куча южных джентльменов пыталась тебя всю общупать за жареными цыплятами и свиными подгрудками. Но им всем от ворот поворот дала. Почему? Да потому что ты — леди, черт возьми. Ты выходишь на сцену. Бал окончен, но честь твоя осталась тебе незапятнанной. У тебя с собой птичка, ты хочешь ей пожелать спокойной ночи и говоришь: «Столько кавалеров на балу было, дорогуша, но честь моя осталась незапятнанной.» И тут чертова птица начинает хватать тебя за платье. Ты шокирована, ты удивлена, ты невинна. Но слишколм изысканна, чтобы это прекратить. Поняла?

— Это здорово, — сказала Дарлина.

— Это — драма, — поправила ее Лана. — Ладно, давай попробуем. Маэстро — музыку.

— В-во! Вот щас мы точно на плантации. — Джоунз проскрежетал иглой по первым дорожкам пластинки. — У меня просто изык отымается в этом стрёмном бардаке.

Дарлина с наигранной скромностью плавно засеменила на сцену, сложила губки бантиком и вымолвила:

— Столько Валерий на бабу было, дорогуша, но…

— Стоп! — заверещала Лана.

— Дай же мне еще попробовать, — взмолилась Дарлина. — Я же первый раз. Я репетировала экзотику, а не актрису.

— Ты что — не можешь запомнить одну простую реплику?

— У Дарлины нервы что надо в «Ночью Тех». — Джоунз окутал дымом всю авансцену. — А все минималая заплата и куча шанташа. Попрыгаю тож перепадет, и очень скоро — рычать начнет, царапацца и с вешалки падать. В-во!

— Дарлина — твоя подружка, так? Я гляжу, журнальчики тебе постоянно подсовывает, — зло сказала Лана. Этот Джоунз уже точно начал заливать сало ей за удобренную лосьонами шкуру. — Этот спектакль ты же сам и придумал, Джоунз. Ты же хочешь, чтобы она свой шанс на сцене попробовала?

— Ну дак. В-во! Тута кто-то же должен в люди выбицца. А спиктакыль шыкарный, куча клеёных прибежит. Я добавку получу. Э-эй! — Джоунз оскалился желтым полумесяцем, обнажившим нижнюю половину его лица. — Я всю надёжу тока на попрыгая наложил.

У Ланы возник замысел, который помог бы бизнесу и уел Джоунза. Ему она и так уже слишком далеко зайти позволила.

— Хорошо, — сказала ему Лана. — Теперь слушай меня, Джоунз. Ты хочешь тут Дарлине помочь. Ты думаешь, что представление — хорошее. Я помню, как ты говорил, что Дарлина с птицей сюда столько клиентуры притащат, что мне придется швейцара нанимать. Так вот, швейцар у меня есть. Это ты.

— Э-эй! Тут моей ноги по ночам не будет за минималую заплату.

— Ты выходишь на работу в вечер премьеры, — ровно продолжала Лана. — Становишься на мостовую перед входом. Мы тебе костюм в прокат возьмем. Настоящий швейцар со Старого Юга. Будешь заманивать сюда народ. Понял? Я хочу, чтобы на твою подружку с ее птицей полный зал набился.

— Ёбть. Я уваляюсь из этого мамаёбаново бара. Вы можешь тут на сцену хоть Карлу О'Харю вытаскивать с ее лысым орлом, а еще и батраков снаружи — хрен там.

— Участок получит определенный доклад.

— А мож они и еще один оклад про сироток получат.

— Не думаю.

Джоунз понимал, что это правда. В конце концов, он ответил:

— Ладна. На примерку я приду. И клеёных притащу. Я вам тебе таких клеёных притащу, что вашу халабуду наскрозь прихлопнут. Я таких клеёных притащу, как та толстая мамка в зеленой шапчонке.

— Интересно, куда он девался, — промолвила Дарлина.

— Закрой рот и давай послушаем, как ты реплику выучила, — заорала ей Лана. — Твой дружок тут вот хочет посмотреть, как ты в люди выбьешься. Он тебе поможет, Дарлина. Покажи ему, как здорово у тебя все получается.

Дарлина откашлялась и осторожно провозгласила:

— Стока кавалеров на палубу бы, дорогуша, но честь моя досталась до запятой.

Лана стащила Дарлину с птицей со сцены и вытолкнула их в переулок. Джоунз прислушался к воплям, ругани и мольбам, доносившимся оттуда, а затем, судя по звуку, на на чью-то физиономию приземлилась затрещина.

Он зашел за стойку бара нацедить себе стакан воды и поразмыслить о дальнейших мерах саботажа, которые прикончили бы Лану Ли навсегда. На улице клёкотал какаду и рыдала Дарлина:

— Я ж никакая не актриса, Лана. Я ж тебе уже говорила.

Опустив на секунду глаза, Джоунз заметил, что Лана рассеянно оставила приотворенной дверцу маленькой тумбочки под стойкой. Весь день она была слишком озабочена подготовкой к просмотру дарлининой генеральной репетиции. Джоунз опустился на колени и впервые за все свое пребывание в «Ночи Утех» снял темные очки. Сначала глазам следовало привыкнуть к тусклому, но все же более яркому, чем обычно для него, свету, явившему корку грязи на полу за стойкой. Он заглянул в тумбочку и увидел там аккуратную стопку из десятка пакетов, завернутых в простую бумагу. В углу были свалены глобус, коробка мела и большая и дорогая на вид книга.

Ему не хотилось саботировать свое открытие изъятием из тумбочки какого-либо предмета. Лана Ли, с ее ястребиным взором и нюхом ищейки сразу это заметит. Он секунду поразмыслил, а потом взял из кассы карандашик и, пробегая рукой по торцам пакетов, как можно миниатюрнее написал на каждом адрес бара «Ночь Утех». Точно записка в бутылке, адрес этот мог бы принести ему какой-нибудь ответ — быть может, от настоящего и профессионального саботажника. Адрес на пакете, завернутом в простую коричневую бумагу, приносит такой же вред, как и отпечатки пальцев на пистолете, подумал Джоунз. Такого на нем быть не должно. Он тщательно сложил пакеты на место, подровняв стопку до ее первоначальной симметрии. Затем вернул карандашик в кассу и допил воду. Присмотрелся к дверце и решил, что приоткрыта она примерно с тем же углом, как и в начале, когда он ее заметил.