– В этой религии разрешено многоженство, – пояснила я, –по-моему, очень здорово выйдет: Галя будет зарабатывать, Зина убиваться похозяйству, ну а Виктора они поделят. Допустим, понедельник, среду, пятницу онпроводит с одной супругой, вторник, четверг, субботу – со второй. Стену междуквартирами можно разбить, получатся большие, шикарные апартаменты.

– А воскресенье? – полюбопытствовал Алик. Похоже, моепредложение ему понравилось.

– Пусть ходит к маме.

– Да уж, – ожил в зале психолог, – не позавидуешь парню: двежены и мама! Даже интересно, ну сколько он протянет в такой компании? Месяц?Два?

После окончания передачи Алик протянул мне вялую, потнуюладошку и с чувством произнес:

– Спасибо. Обычно все говорят одно и то же, ваше выступлениебыло нестандартным. Пойдемте выпьем кофе, надеюсь, нам нальют не «Хомо».

– «Фобо», – поправила я.

– Один фиг, – отмахнулся Алик, – никогда не покупайте,просто блевотина.

В большой комнате весело кипел чайник. Я села на стул,увидела Федора в компании каких-то парней, хотела окликнуть пиарщика, но тут впомещение вошли Галя и Виктор. Я невольно втянула голову в плечи. Сейчасначнется драка, потому что вон там, спокойно поедая конфеты, сидит Зинаида. Ноникто, кроме меня, и не думал пугаться. Съемочная группа, радуясь, что тяжелыйдень позади, быстро жевала пирожки, запивая их «Нескафе». Усиленнорекламируемый «фобо» сами телевизионщики употреблять не хотели.

Галина направилась к Зине, я вздрогнула.

– Холодно? – заботливо поинтересовался подошедший ко мнеФедор. – В студии у них жарища, а тут кондиционеры на полную шарашат. Хочешь,дам тебе, как деревенский ухажер, свой пиджачок?

– Мне нормально, – ответила я, с удивлением глядя, как Галяи Зина, поцеловавшись, начали что-то оживленно обсуждать.

– Отчего тогда трясешься? – настаивал пиарщик.

– Да скандалов очень боюсь, – я мотнула головой в сторонусоперниц, – но, похоже, они, слава богу, драться не собираются!

Федор окинул взглядом женщин, мирно грызущих яблоки, исложился от смеха.

– Ой, не могу! Держите, люди добрые!

– Что я такого веселого сказала?

– Ты всерьез решила, что они делят этого дядьку?

– Да, – растерянно ответила я, – разве ты не смотрелпередачу? Вроде сидел во втором ряду – Душенька, – веселился Федор, – этоактеры, которые разыграли сцену. На мой взгляд, выполнили свои роли оченьпрофессионально.

– Подставка! – ахнула я, – Естественно, – пожал плечамипарень. Я старалась переварить информацию. Зинаида и Галина, почти обнявшись,обсуждали какую-то животрепещущую тему.

– Сплошной обман, – вырвалось у меня. Спутник гадкозахихикал:

– Верно, не обманешь, не продашь. Запомни: газеты врут,радио лжет, но самое брехливое – телевидение. Все фальшиво: лицо намазано,костюмы чужие, мысли украдены, а большинство ток-шоу – постановочные. Кстати,слышала, Войко вначале объявил: передача идет в прямом эфире?

– Ну… Стой! Нас же записывали?!

– Именно. Сколько показывали часы в студии?

Пришлось напрячь память.

– Когда начинали – ровно двенадцать.

– А во сколько закончили?

– В двадцать ноль-ноль, – ответила я и обозлилась – и тутобман.

– Ага, – радостно заявил Федор, – но нам на это наплевать,главное, чтобы морда твоего лица стала узнаваемой, и тогда все будет тип-топ!

Мы вышли к длинной лестнице Внизу скучали несколько парней скамерами и какими-то приборами. Стоящий у входа милиционер лениво зевал. Возлераздевалки чирикала группка ярко раскрашенных, длинноногих девчонок.

– Осторожно, – заботливо предупредил меня Федор, – не упади,тут ступенька выщербленная.

– Отвяжись, – сердито сказала я, но он решил придержать меняза локоть.

Я обозлилась окончательно. Терпеть не могу, когдамалознакомые и не слишком приятные мне люди лезут обниматься, хватают за руки,пристают с поцелуями.

– Я вполне способна сама спуститься вниз – рявкнула я ипобежала по ступенькам.

В ту же секунду земля стала уходить из-под ног. Уже потом,анализируя произошедшее, я поняла, что случилось. Слишком длинные брючиныНаташка наметала на «живую» нитку. Низ одной из штанин отпоролся, и я наступилана нее… Чтобы не свалиться на глазах у всех, пришлось изо всей силы уцепитьсяза перила. Я по инерции сделала шаг…

По ногам с тихим шелестом скользнуло нечтошелковисто-мягкое, в ту же секунду мне стало прохладно, а еще через мгновениепришло понимание: я стою на ступеньках почти голая. Розовые брючки, слишкомдлинные и широкие, небольшой кучкой лежат на моих туфлях. Пытаясь удержаться наногах, я наступила на штанину, рванулась, и брюки свалились.

Один из парней, маячивших внизу, заржал и поднял кинокамеру.Я попыталась натянуть брюки, но легкая шелковая ткань выскальзывала из пальцев.Федор начал кашлять.

– Быстро помоги! – прошипела я.

Парень ловко поднял меня, встряхнул и поставил на другуюступеньку, потом наклонился, подхватил брюки и, подавая их мне, совершенноспокойно заявил:

– Ловко вышло.

– Ловчее некуда, – пропыхтела я, влезая в штаны, – прямополный восторг!

– Одно плохо, – на полном серьезе заявил Федор, когда мы,миновав веселящихся парней с камерами, оказались на улице, – у тебя совершеннонеподходящее белье.

– У меня, – я пошла вразнос, – белые трикотажные новыетрусики!

– Вот об этом и речь, – вздохнул пиарщик, – ничегоинтересного. Между прочим, если устраиваешь стриптиз на лестнице, то следуетнадеть вниз нечто.., этакое… Ну прикинь, как бы ты смотрелась в черных стрингахс красной окантовкой? Может, тебе сделать пирсинг в пупке?

– Ты и похороны превратишь в шоу, – покачала я головой –Имей в виду, – заявил Федор, – твоя кончина и последующее погребение могутстать отличной пиар-акцией, наш народ начинает поголовно считать гениями тех,кто покинул сей бренный мир. Впрочем, это идея, следует ее обмозговать.

Я не нашлась что возразить. Ради удачного промоушена Федорготов закопать меня в могилу.