На Груманте сложился самый настоящий культ предков-героев, снискавших высшие награды как Империи, так и Союза, – их биографии изучали в школах, их именами называли детей и новые шахты, у их мемориальных могил детишек принимали в пионеры… Причем культ действительно сложился сам, не был навязан извне. Руководство Союза, к наследию Империи нетерпимое, взирало на культ сквозь пальцы, – хотя в его пантеоне рядом с героями соцтруда числились кавалеры имперских орденов. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы план по монациту давало.

Зарев считал, что он единственный груманчанин на Умзале. Месяц назад их было двое, но Слатнар погиб. Никакая сила и никакая реакция не помогут, когда рядом взрывается ОВС.

Слатнар трудился инженером. Горным, разумеется. Зарев был шахтером – и, разумеется, передовиком производства. Стремлением к трудовым победам – к отмеченным и вознагражденным, разумеется, – он ничем не отличался от остальных своих сопланетников.

Хоть и выглядел он как юноша, но уже четыре земных года работал на монацитовой шахте, и лазерным буром владел ловчее, чем какой-нибудь аристократишка – щипцами для разделывания крабомаров. Виртуозно владел: мог вскрыть сейф, не повредив лежащие внутри документы (один раз довелось проделать такой фокус, когда в шахтоуправлении потеряли ключи). Мог поджарить яичницу, и яйца не подгорали, – и такое доводилось проделывать.

Он успел подняться по карьерной лестнице от проходчика до бригадира. Состав подчиненной Зареву бригады постоянно менялся: шахтеры-перевоспитуемые, привозимые на Грумант, умирали быстро.

Тем не менее среди постоянно поступавших заключенных не случались ни бунты, ни голодовки. У них имелся уникальный шанс выиграть в смертельной лотерее: выжив на Груманте год, любой зек получал амнистию. Любой. Даже схлопотавший «тяжеляк» – сорок сидерических лет заключения. Даже приговоренный к расстрелу с отсрочкой исполнения. А Зарев и другие груманчане служили живым примером того, что шанс не совсем нулевой…

Счастливый лотерейный билет вытягивали единицы – тысячи отправлялись удобрять вечную мерзлоту, не становившуюся от того плодороднее.

Из-за того, собственно, Слатнар с Заревом и оказались на Умзале в начале боевых действий, не смогли вернуться на Грумант. Поток шахтеров-заключенных, казавшийся неиссякаемым, стал-таки иссякать. Зарев и сам чувствовал, общаясь в шахте с прибывающими: контингент меняется на глазах… Если раньше преобладали «бывшие», то теперь в основном поступали примазавшиеся к трудовому народу. Хорошо замаскировавшиеся пособники, проколовшиеся на какой-либо малости. Например, на анекдоте, рассказанном в неудачном месте и неудачным слушателям.

Избыток трудовых ресурсов сменился дефицитом, бригада Зарева постоянно работала в недоукомплектованном составе – и срок службы живого расходного инструмента от того лишь сокращался.

И наконец до руководства Наркомгорпрома дошла простая мысль: использование в подземных работах киберов не такая уж бессмысленная прихоть бездельников-имперцев. И на шахте в Стахановке накануне вторжения испытывали в реальных условиях первую опытную партию кибершахтеров, разработанных красными инженерами Умзалы.

Если начистоту, то не совсем самостоятельно разработанных – базовой моделью послужили киберы боевые (их-то как раз в Союзе производилось немало), в свою очередь скопированные с имперской боевой техники.

Но как бы то ни было, пробные экземпляры кибершахтеров на свет появились и проходили трудовое крещение в шахтах Умзалы.

Участвовали в испытаниях и Зарев со Слатнаром – первый изучал эксплуатацию новой аппаратуры, второй – программирование и ремонт. Выявляли недостатки, недоработки товарищей красинжей, вызванные слабым знакомством с грумантской спецификой.

А потом началась война.

Слатнар погиб во время налета на колонну беженцев в Гальской степи – которую кто-то от великого ума пустил по одной дороге и одновременно с колонной боевой техники. Зарев уцелел и оказался в оккупации.

Работать на имперцев он не собирался ни секунды. И логика вещей привела в подполье. Зарев чувствовал себя как дома в штольнях, где многие бойцы страдали от постоянного холода и простужались. И стал главным разведчиком и связным боевой ячейки.

Остальным товарищам выходить днем на поверхность было труднее: их хриплые простуженные голоса настораживали патрульных. Немедленно следовала тщательная проверка документов, а то и задержание с выяснением личности… Нескольких бойцов ячейка лишилась именно таким образом – из-за хронической простуды.

Зарев, сохранивший чистый и звонкий голос, да и к тому выглядевший как подросток, никаких подозрений не вызывал. Именно он осуществлял связь с городским подпольем. И не понимал порой: чего подполье больше приносит, вреда или пользы.

Стукач на провокаторе сидит, имперским сексотом погоняет… Вражьих агентов Зарев вычислял без приказа начальства, в качестве личного хобби. Поначалу докладывал о выявленных, затем прекратил. Все равно никто и никаких мер к ним не принимал: дескать, разоблаченный стукач, не знающий, что разоблачен, в десять раз полезнее разоблаченного и казненного… Ибо служит каналом для дезинформации врага, понимать надо, товарищ Зарев!

Понимать-то он понимал… Но потока лживой информации, дезориентирующей врага, отчего-то не замечал. Зато видел другое: многие активные и боевые ребята, способные всерьез усилить ячейку, попадали в сети провокаторов, а потом и в лапы жандармов… Кое-кого Зарев успевал спасти, выдернуть в последний момент. Но далеко не всех… Происходившее нравилось ему все меньше и меньше.

Зато стоило Хае Зальберг принести весть о пособнице врага – о бывшей однокласснице, возмутившей ее до глубины эрладийской души – командование ячейки тут же затеяло показательную казнь изменницы.

Зарев не испытывал сомнений морального плана: насмотрелся, как рядом в шахте загибаются сотнями куда менее виноватые пособники. Но ему казалось, что начинать все же надо не с девчонки, из корысти или малодушия сотрудничающей с оккупантами. Такими надо заниматься в последнюю очередь, после победы, места на Груманте всем хватит. Начинать надо с более опасных врагов.

Но он не возражал, приказ есть приказ.

Что ночная операция провалилась не из-за спонтанного предательства двоих малодушных, а была слита заранее, и не городскими подпольщиками, Зарев сообразил не сразу. Сначала, по горячке, ничего не показалось странным: грохнул взрыв, подъехали имперские патрули, завязался бой…

Потом, на холодную голову, призадумался: механизированный, бронетехникой усиленный патруль в ночной Морозовке – явление не то чтобы небывалое, но крайне редкое. Заскакивают, случается. Но лишь проездом или после случившегося ЧП, а обыденную службу несут пешие патрульные. А тут сразу два бронеглайдера, с двух сторон. Два усиленных патруля, и оба случайно оказались в районе запланированной операции, с двух сторон взяв ее в клещи? Не бывает таких случайностей…

В перестрелке группа потеряла двоих, но перестрелкой это назвать было трудно – их просто расстреливали с безопасного расстояния. Хотя по бронеглайдерам и вблизи палить из пистолетов и обрезов бесполезно, и самодельные гранаты кидать в них смысла нет. Вблизи мог помочь бур Зарева, но противник в зону поражения не совался, словно знал о нем… От кого, интересно?