К списку своих основных качеств я добавила еще и трусость.

Вспоминая девочек из пожарной части, становилось еще грустнее. Что скажет Тельма? Как мило мы с ней проводили время, обсуждая письма читателей! Наверное, подумает, что я ее использовала.

Я шла по Миллбэнк и смотрела, как течет Темза. Сегодня придется идти на работу, улыбаться всем в пожарной части. Как я смогу взглянуть в глаза капитану Дэвису? Он уже точно обо всем знает – наверняка делал очередной запрос по моей заявке, и получил подробный инструктаж от руководства. Он будет в ужасе.

А ведь еще оставался Чарльз. Я громко застонала, напугав леди с коляской.

Сообщит ли ему мистер Коллинз? Не стану его винить, если он уже написал брату, какого сорта девица, с которой тот связался. Каждая мысль причиняла боль. Последнее письмо, которое я получила от Чарльза, было таким сердечным, несмотря на все тяготы фронтовой службы. Он надеялся вскоре получить увольнительную, но радость от ожидания во мне сменилась страхом, что он узнает о моей размолвке с Банти.

Теперь точно не узнает.

Неважно, кто сообщит ему о том, что я натворила в редакции – он точно не захочет слышать обо мне, когда узнает всю правду. Оставалось надеяться, что из-за меня не пострадает бедный мистер Коллинз.

Каждый шаг давался все труднее. Чем больше я думала над тем, что сделала, тем становилось яснее, сколько людей пострадали из-за моей глупости. Но больше всего я страшилась того, что обо всем придется рассказать моей лучшей подруге.

Милая, дорогая Банти! Лучше нее не было никого в мире – и она не желала меня больше видеть. Но именно сейчас она была нужна мне больше всего на свете. Банти бы точно знала, как мне поступить. Конечно, она бы здорово разозлилась, может, даже пришла в бешенство, узнав, что я натворила, но все равно не бросила меня в беде.

Добравшись наконец до дома, я приняла решение. Терять мне было нечего.

До того, как мое дело станет достоянием общественности и об этом узнают все мои близкие и друзья, я должна была поговорить с Банти, должна была попросить у нее прощения в последний раз.

Безвкусный телефон необычного, яркого нефритово-зеленого цвета, купленный миссис Тэвисток в позапрошлом году по совету Банти, стоял в прихожей. Миссис Тэвисток терпеть его не могла, считая, что он больше подошел бы какому-нибудь актеру или содержанке, но до сих пор от него не избавилась.

Вспомнив это, я грустно улыбнулась, уселась за тиковый стол и быстро, чтобы вдруг не передумать, набрала номер.

– Литтл-Уитфилд, 1305, – раздался голос домработницы.

– Миссис Винсент, здравствуйте, это Эммелина Лейк. Пожалуйста, пригласите миссис Тэвисток.

Миссис Винсент, поколебавшись, ответила, что уточнит, дома ли ее хозяйка. Ожидая ее возвращения, я вставала, снова садилась, терзая зеленый телефонный провод. Прошло несколько минут, подняли трубку.

– Эммелина? Рада тебя слышать, – сказала бабушка Банти. – У тебя все хорошо?

– Да, миссис Тэвисток, спасибо, – соврала я. – У вас, надеюсь, тоже?

Миссис Тэвисток, ответив утвердительно, спросила, как погода в Лондоне. Погода была отличная, и в Литтл-Уитфилде, как оказалось, тоже.

Мы пришли к выводу, что это просто замечательно.

Пытка какая-то.

Все же, с достоинством выслушав ее рассказ о цветах в саду, я набралась смелости.

– Миссис Тэвисток, можно мне поговорить с Банти? Если, конечно, она в состоянии просто сказать «привет».

Об этом я осмелилась спросить в первый раз с того дня, когда навещала ее в больнице. Телефонный провод был натянут так сильно, что грозил оборваться.

Я затаила дыхание. Сейчас все решится. Даже если все против меня и надежды нет, просто услышать ее голос, узнать, как она, будет достаточно, и все остальное будет неважно.

Может, я зря надеялась. С чего вдруг что-то изменилось? Но попробовать стоило. Попробовать еще раз, последний раз, перед тем, как все полетит в тартарары.

Миссис Тэвисток немного помолчала и, прокашлявшись, сказала очень тихо:

– Прости, Эммелина, но Банти еще не настолько хорошо себя чувствует, чтобы разговаривать по телефону.

– А, хорошо, – я старалась ничем не выдать разочарования. Но у меня был хитрый план Б, чтобы сбить с толку миссис Тэвисток. – Может, тогда я сама приеду повидать ее? Хотя бы на минутку. И ей не придется вставать и идти к телефону, я просто немного посижу с ней. Совсем чуть-чуть.

Но миссис Тэвисток была непреклонна.

– Мне очень жаль, Эммелина, но Банти никого не желает видеть. Она уехала. Прости, Эмми, но она не хочет с тобой разговаривать.

Миссис Тэвисток не сказала, куда уехала Банти, но обещала передать ей привет. Все мои надежды пошли прахом. Следующие несколько дней я бесцельно бродила по набережным, стараясь не думать о том, что скоро случится. Я вообще ни о чем не хотела думать.

Прошла неделя, и я была почти что рада тому, что меня наконец-то вызвали в Лонстон-пресс, пусть я и должна была предстать перед самим лордом Овербруком. По мнению миссис Бёрд, уволить меня сразу было бы непозволительной роскошью. Теперь, когда письмо Л. попало в печать, я и не надеялась, что она откажется от мысли подать на меня в суд. Я не знала, что мне делать, если это все же случится.

В половину первого, в день, когда я явилась на дисциплинарное слушание в кабинет одного из влиятельнейших людей во всем издательском деле, мистера Коллинза там не оказалось. Я осталась совсем одна. Что ж, его вины в том не было. Увижу ли я его самого или его брата когда-нибудь еще?

До сего дня я ни разу не видела председателя издательского совета воочию, но сейчас, стоя у его стола в лучшем из своих костюмов и пытаясь угадать, насколько сильно он разгневан, я поняла, что неоднократно видела это лицо. Его портрет в полный рост украшал мраморный зал внизу, и на каждом этаже в рамке висела его фотография: суровое, благородное лицо. Могучего сложения, как древняя башня с седыми бровями, он восседал за невероятных размеров столом из тикового дерева, какой, как я думала когда-то, должен был иметь редактор «Женского Дня».

Рядом сидела миссис Бёрд в необъятном черном пальто с перьями, и ее жесткое, гневное лицо было словно высечено из гранита.

– Итак, мисс Лейк, – пробасил лорд Овербрук, глядя сквозь очки-полумесяц на лист бумаги, где были перечислены все мои прегрешения. – Если я все верно понял, вы сознательно давали советы читателям «Женского Дня», подписываясь именем миссис Бёрд?

Судя по тому, каким тоном это было сказано, он думал, что говорит с умалишенной, которую необходимо было поместить, куда следует.

– Все верно, сэр, боюсь, что так.

Казалось, что каждое его слово усугубляло мою вину.