Она сидела на толстой подушке и пила нечто из малой чарки. Служанка ее неподвижно сидела под стеной, а на помосте уже был разложен матрац из толстого войлока, обшитого мягкой прохладной тканью. Горели две лампы, и стояла тишина.

Я смотрел.

Потом Айина отослала служанку и встала. Подошла к самому краю спальни, почти на террасу, и медленно развязала тесемки, препоясывающие домашний халат. Тонкий, лоснящийся материал стек с ее плеч и бедер, как вода, я отчетливо слышал легкий шорох, с каким он скользил по коже.

Я едва не охнул от восторга.

В один момент все тайны, которые я так тщательно выслеживал, предстали предо мной сразу и так подробно, что о большем я не мог и мечтать. В тот момент я хотел иметь сто глаз, чтобы видеть одновременно ее узкие стопы, гибкие бедра, упругий плоский живот и покачивающиеся груди с торчащими темными сосками, а прежде всего – опрятный треугольник между ногами, где две морщинки, бегущие к низу живота, встречались, словно дельта реки.

У нас, кирененцев, нагота не является чем-то особенным, хотя никто с ней не носится. Она – природна. Я видел ранее нагих женщин. В бане, в Доме Киновари и над озером. Видывал я и танцорок, на которых не было ничего, кроме масла, цепочек и золотой пыли.

Но это было нечто другое. Это была Айина.

Моя учительница. Богиня.

Когда еще действовал старый амитрайский кодекс, за подглядывание за нагой женщиной, когда она об этом не знает, мужчина мог быть ослеплен. За выказывание вожделения, непристойные предложения или прикосновения грозила кастрация. На женщин из высших каст нельзя было даже глядеть. Это они имели право входить в места, где находилась Подземная Богиня, поэтому мужская похоть, проявленная к ним, считалась преступлением. Мужчина мог подступить к женщине исключительно по согласию богини и только будучи призванным. Однако и тогда должен был относиться к этой чести с покорностью и благоговением.

В тот момент я чудесно понимал эти правила. Когда Айина медленно натиралась маслом.

А потом она сняла со стены кебирийскую саблю и приступила к упражнениям.

Это было еще хуже.

Одновременно чудесное и дикое зрелище, и настолько болезненное, что я чувствовал, как вожделение распарывает мне когтями брюхо.

Я смотрел, как змеиное тело Айины двигается и лоснится от масла, как напрягаются мышцы под тонкой кожей.

Это было как танец. Айина двигалась словно кобра или вьющаяся в воде рыба. Щит и изогнутый клинок плавали в ее руках и двигались вокруг ее тела, я слышал топанье босых ног по коврам, свист стали и грохот собственного сердца.

А позже учительница отложила оружие и вошла в ванную. Я видел ее фигуру в приглушенном свете одной лампы и через тонкий слой муслина, заслоняющего комнатку. Она вынула заколки и шпильки из волос и позволила им опасть гривой на спину, а потом сошла по ступенькам в бассейн с холодной водой.

Я сидел и смотрел.

Айина не позвала служанок, сама легла в воду, лениво водя губкой по поднятой ноге или вдоль руки.

Много бы я отдал тогда, сидя, ошалевший и вожделеющий, за цветущим кустом мальвы, чтобы быть той губкой.

Потом она снова вынырнула из-за стены, влажная и нагая, вытираясь толстым белым полотенцем, и села свободно на ковре, скрестив ноги в лодыжках. Потянулась за узким кувшином с пальмовым соком и, наполняя чары, произнесла своим низким, мелодичным голосом:

– На ковре куда удобнее, чем в кустах. Войди и сядь подле меня, тохимон.

Меня учили множеству вещей, но не тому, как сохранить лицо в подобной ситуации. Я встал, пурпурный и онемевший, и пробормотал лишь:

– Айина, я…

– Садись, Молодой Тигр, – ответила она.

Я сел, изо всех сил стараясь не трястись.

Моя учительница Айина, доселе излагавшая мне основы политики, торговли и интриги, склонилась ко мне, подавая чару с пальмовым соком, а округлая грудь, заканчивающаяся острым соском, колыхнулась, мелкие капли воды искрились на натертой маслом коже, словно бриллианты.

– Скажи, что бы ты дал за то, чтобы до меня дотронуться?

Я откашлялся:

– Не знаю… У меня нет ничего, что ты могла бы захотеть.

– А если бы было? И что бы ты дал за то, чтобы я дотронулась до тебя?

Я не знал, но чувствовал, как на кончике моего языка крутится слово «все»…

– То, что существует между мужчиной и женщиной, не слишком отличается от того, что происходит где бы то ни было в жизни. Это часть Дороги Вверх. Может получиться хорошо, может – плохо. Как в битве, торговле или политике. Впрочем, в этом содержатся законы и войны, и политики, и торговли. И отношения эти настолько же сильны. Это одновременно нечто, чего мы так сильно жаждем, что сама жажда может оказаться опасной. Если кому-то повезет, он сумеет прожить без битв или политики. Но никто не хочет – и мало кто сумеет – жить без этого. Ты встретишь в жизни множество женщин, Молодой Тигр. К некоторым останешься равнодушен, на некоторых обратишь внимание, а других – полюбишь. Некоторых даже будешь вожделеть, возможно, так же, как ты вожделеешь меня в эти минуты, – она чуть улыбнулась. – Хотя, может, и нет, потому что я первая. Я еще являюсь тайной. Пока ты в силах лишь воображать себе, что я могу дать и каково это на вкус.

«Пока».

Она сказала «пока»?

– Если ты заглянешь внутрь себя и подумаешь, как много хотел бы дать за то, чтобы мной обладать, ты поймешь, насколько большую власть может иметь женщина над мужчиной, – продолжала учительница. – Поймешь также, насколько опасным это может оказаться для империи. Возможно, ты станешь императором, Молодой Тигр. Никто не должен иметь над тобой такой власти. Помни, что это – сражение. Только то, что в сражении является оружием, служит для причинения боли. Здесь же оно – умение давать наслаждение. То, что в сражении – угроза страдания, здесь – обещание экстаза. Однако эффект один и тот же. Это власть, которую дает победа над побежденным.

Ты сам решил, когда пришло время, чтобы ты об этом узнал. Взгляни: ты был должен войти сюда и сказать: «Айина, я твой владыка и жажду твоего тела. Желание мое – обладать тобой». Ты же притаился в кустах, чтобы взглянуть на меня издали и искать облегчения в своей тоске. Разве не знаешь, что, возможно, ты – будущий владыка Тигриного Трона? Или тот, кто стоит за троном правителя? Так или иначе, судьба империи будет в твоих руках. Ты – мой суверен. Один из могущественнейших людей на свете. И все же ты ведешь себя как обычный юноша, которого ослепило тело привлекательной женщины. Ты уже мужчина, тохимон. А в этих делах мужчины слабы и беспомощны. Они ничего не могут поделать с огнем тоски и вожделения, который постоянно в них пылает. Это словно пожирающая тебя болезнь, лекарством от которой обладает женщина. И которым она оделяет тебя чрезвычайно скупо. А мы не можем позволить, чтобы ты был слаб, Молодой Тигр. Мы не можем позволить, чтобы ты позабыл, в отчаянии взыскивая лекарства, кто ты таков. Сними одежды.