– Все пройдет по плану, – убеждаю я Габриеля. – Никто нас не поймает. Не о чем больше говорить.

– Так уж и не о чем, – с недоверчивым смешком говорит он.

– Я же пообещала, что возьму тебя за шкирку и потащу за собой силком, и от своего слова не отступлюсь, – упорствую я. – Разве не видишь, что с тобой произошло? Ты так долго пробыл в заключении, что попросту забыл о желании быть свободным. И не говори мне, что здесь не так уж плохо. Не спрашивай, что особенного есть во внешнем мире, потому что ответ ты можешь увидеть только сам, собственными глазами. Тебе придется мне поверить. Пожалуйста, поверь мне.

Кожей чувствую его сомнения. Он накручивает на палец прядь моих волос.

– Я не надеялся тебя больше увидеть, – через некоторое время признаётся он.

– Ты меня и сейчас не видишь, – парирую я.

Мы позволяем себе негромко рассмеяться.

– Сумасшедшая.

– Да, мне говорили. Значит ли это, что ты готов рискнуть? – уточняю я.

– А что, если твой план не сработает?

– Тогда мы оба распрощаемся с жизнью, – отвечаю я если и не всерьез, то лишь полушутя.

В затянувшейся тишине он дотрагивается до моего лица.

– Ладно, – раздается спокойный ясный голос Габриеля.

Прижавшись друг к другу в темноте, обсуждаем детали побега полушепотом. Каждую последнюю пятницу месяца, ровно в 10 вечера к черному ходу подъезжает заказанный Воном мусоровоз, чтобы забрать медицинские отходы. Габриель должен будет пройти через заднюю дверь и закинуть мешки с отходами в машину. Увидев, в какую сторону направится мусоровоз, он последует за ним, прямо сквозь голограммы деревьев, и будет ждать меня там. По-моему, план у нас получился вполне надежным, но Габриелю этого мало. Он все спрашивает у меня, как мы пройдем через ворота и что будем делать, если они охраняются.

– Разберемся на месте, – отмахиваюсь я от его вопросов.

Сегодня вечером мы с Линденом идем на празднование дня зимнего солнцестояния.

– Когда мы окажемся в городе, я постараюсь запомнить, где что находится. Подумаю, куда можно будет пойти первым делом после побега.

– Это последняя неделя декабря, – говорит он, словно прощаясь. – Так что увидимся в следующем году.

Поцелуй напоследок, и я возвращаюсь в лифт.

От пожара, разыгравшегося на нашем этаже, остались лишь воспоминания и подпаленная тряпка, бывшая когда-то невообразимо уродливыми розовыми шторами. Я вхожу в гостиную как раз в тот момент, когда Дженна описывает Вону происшедшее.

– …и увидела, что со свечи огонь уже перекинулся на шторы. Я пыталась его погасить, но пламя было слишком сильным.

– Тебя никто не винит, – успокаивает ее Линден, поглаживая по плечу.

– Купим новые занавески. Но на будущее – не стоит оставлять зажженные свечи без присмотра, – говорит Вон, не сводя почему-то именно с меня пристального взгляда.

– Что у тебя с глазами? – спрашивает Сесилия, держа на руках капризничающего младенца.

– С глазами? – непонимающе переспрашиваю я.

Дженна похлопывает пальцем по нежной коже у себя под глазом, и я вдруг понимаю, что все еще в цветных линзах.

– Хотелось попробовать что-нибудь новое… для сегодняшней вечеринки, – придумываю я на ходу. – Предполагалось, что это будет сюрприз. Для Линдена. Когда сработала сигнализация, я их как раз и примеряла, а снять потом забыла.

Не знаю, убедила ли Вона моя история. К счастью, в эту секунду раздается детский крик, и все внимание присутствующих переключается на плачущего ребенка. Когда становится ясно, что Сесилии его не успокоить, Вон забирает у нее внука.

– Ну, ну, Боуэн, мой мальчик, – воркует Распорядитель, и младенец понемногу затихает.

В шаге от него неподвижно стоит Сесилия с таким видом, будто хочет что-то сказать или выхватить из его рук сына.

– Мне кажется, он проголодался, – говорит Вон.

– Я его покормлю, – тут же откликается Сесилия.

– Не стоит так себя утруждать, дорогая, – он легонько щелкает ее пальцем по носу, как маленькую девочку. – Это работа кормилицы.

Не успевает Сесилия открыть рот, как он разворачивается и с Боуэном на руках выходит из комнаты. Она так и остается стоять с насквозь промокшей спереди блузкой. Из ее маленьких набухших грудей сочится молоко.

На подготовку моей персоны к сегодняшней вечеринке уходит целый час. Я так рада, что нашла Габриеля и мы наконец распланировали побег, что стойко переношу пытку укладкой: волосы мне сначала вытягивают, а потом и чем-то сбрызгивают с таким энтузиазмом, что я оказываюсь в центре удушающе ароматного облака. Меня уговаривают снять линзы, что я делаю с притворной неохотой.

– Поверь мне, все разговоры будут только о твоих глазах, – продолжает меня убеждать одна из женщин.

– Особенно если пригласили телевидение, – мечтательно вторит ей другая.

Телевидение. Замечательно. Не знаю, какова вероятность того, что Роуэн увидит съемку именно с этой вечеринки. Сегодня в новостях покажут репортажи с десятков подобных празднований. Обычно мой брат такие передачи не смотрит, но вдруг он до сих пор пытается меня разыскать? Времени уже прошло немало. Еще один месяц, и мы будем вместе. В глубине души я боюсь, что вернусь в пустой дом. Брат мог отправиться на мои поиски или, вконец отчаявшись, съехать, не в силах жить в окружении воспоминаний. Такое часто случается. Когда у близких родственников пропадает дочь или сестра, люди переезжают на новое место целыми семьями. А Роуэн не из тех, кто сидит сложа руки.

Мысленно обращаюсь к своему брату-двойняшке. Дождись меня. Я скоро вернусь домой.

Снова тишина в ответ.

Когда Дейдре объявила, что сшила мне на вечер розовое платье, я была настроена скептически. Но стоило ей разложить его на кровати, я в очередной раз убеждаюсь, что в портняжном деле моей помощнице нет равных. На этот раз она выбрала для меня мерцающий материал приглушенного розового оттенка. По низу платья идет искусная отделка, благодаря которой оно будто утопает в снегу. Шаль расшита жемчугом. Дейдре делает мне идеально подходящий к наряду макияж.

– Готова поспорить, что все другие жёны будут в белом или голубом, – объясняет она свой выбор. – В честь зимнего праздника. Вот я и решила, что тебе захочется немного выделиться.

– Оно потрясающее. – Я не в силах скрыть свое восхищение.

Просияв от удовольствия, Дейдре подносит к моему рту бумажную салфетку, чтобы я промокнула губы.

Линден доволен, что я передумала надевать цветные линзы.

– Они на тебе жутковато смотрелись, – комментирует мое решение Сесилия.

Она стоит на пороге моей комнаты, сложив на груди руки, непричесанная, с припухшими глазами, под которыми залегли тени. Сквозь бледную кожу просвечивают все вены.